«Верую во Единаго Бога Отца нерожденного и во Единого Сына рожденного, в Единый Дух Святой, исходящий: три совершенных естества, мысленных, разделяемых по числу и естеством, но не в Божественной сущности; ибо разделяется Бог нераздельно и соединяется без смешения».

Речь текла плавно и мощно, а каждое слово произносилось отчетливо. До каждого в храме доходил смысл изреченного.

«Не три бога, но Один Бог, так как Божество едино в трех лицах. Отцу отцовство, Сыну сыновство, Святому же Духу исхождение».

Внимал и Владимир, постигая непостижимое и осознавая непознаваемое. Как разумом понять Христа, который «…оставшись как был и став каким не был, приняв вид рабский – на самом деле, а не в воображении, всем, кроме греха, явившись подобен нам…»? Почему «все свойственные человеческой природе, неподдельные мучения пережил»? Ничего подобного в других религиях не было. Везде боги наказывали людей, но нигде люди не наказывали Бога. А Иисус «был распят и вкусил смерти безгрешный».

Что же подвигло Спасителя на такие жертвы? Во имя чего?

Только во имя Любви! Безмерной и бесконечной Любви! Как же велик Бог, любящий так рабов Своих! И как ничтожен человек, не готовый поступиться и малым ради ближних своих?

Вглядывался Владимир внутренним взором в невидимый дух и вдруг просветлел:

– Узрел! Узрел я истинного Бога!

«Прозрел!» – пронеслось в храме.

«Прозрел!» – возликовала площадь.

Люди радовались так, как будто именно они исцелились, словно с ними произошло чудо. Рус обнимался с греком, а варяг с торком. Рев стоял такой, что Владимир с ужасом осознал: он не может не прозреть.

А обряд крещения продолжался. После прочтения молитвы оглашенных Великий князь, повернувшись на запад и воздев руки, троекратно отрекся от сатаны, изгнав его из души своей. Только очистившись от нечисти, избавившись от всяких злых и дурных помыслов, можно обращаться к Христу, давать обет служению добру и любви.

«Когда же ты отрицаешься сатаны, разрывая совершенно всякий с ним союз, и древнее согласие со адом, тогда отверзается тебе рай Божий», – напомнил епископ наставления Кирилла Иерусалимского, повернув Владимира к востоку. Теперь Великий князь стоял с опущенными руками, выражая полную покорность Сыну Божиему.

– Сочетался ли еси Христу?

– Сочетаюся.

Повторил троекратно. И лишь потом:

– Веруеши ли Ему?

– Верую Ему, яко Царю и Богу.

Шум в толпе давно стих. Все внимали каждому слову, каждому жесту, вникая в смысл таинства. Человеческая плоть умирала и рождалась духовная, способная приобщиться к Божественному Духу. Как Христос умирал и воскресал, так и человек преображался в крещении. Исповедание Символа веры слушали, затаив дыхание:

– Верую во единаго Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли.

– И во Единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго… Бога истинна от Бога истинна.

– И в Духа Святаго, Господа Животворящаго.

– Исповедую едино Крещение во оставление грехов.

– Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века. Аминь.

После чтения молитв Великого князя троекратно окунули в купель, облачили в белые одежды, называемые «блистающей ризой, ризой царской, одеждой нетления», и надели на шею нательный крест.

И вот перед народом предстал не Великий князь Владимир, а раб Божий Василий, прозревший и видящий все в ином свете. Да, он остался Великим князем, но это уже был не просто Великий князь, а раб Божий, посвятивший свою жизнь не гордыне, не похоти, а служению Господу и Руси. Путь к Богу еще только начался, еще много искушений было впереди, но самый важный шаг, первый шаг навстречу Спасителю, был сделан.

Владимир вышел на паперть, окинул ясным взором замершую площадь и провозгласил:

– Слава Господу!

Не мудрено, что в тот же день крестилась почти вся дружина. До позднего вечера во всех храмах Херсонеса читались крещенские молитвы, курился ладан и произносились при троекратном погружении в воду заветные слова:

– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

Сразу после крещения Владимир отправился к Анне.

– Вот я и крестился. Теперь можно и свадьбу сыграть.

– А покаяние? – с улыбкой спросила принцесса.

– Смеешься?

– Нисколько.

– Зачем мне каяться?

– Чтобы не надевать чистые одежды на грязное тело.

Великий князь помрачнел:

– Я бы с радостью…

– В чем же дело?

– Во всем белом свете не хватит воды, чтобы смыть мои грехи.

– Бог милостив. Как мать и отец прощают детей своих, так и Христос отпускает грехи наши.

Владимир порывисто вскочил.

– Христос, может, и отпустит, да только я никогда их себе не прощу.

– Если ты раскаиваешься, то скажи об этом Спасителю.

– А что толку? Брата не воскресить.

Анна нежно взяла Владимира за руку и усадила рядом с собой.

– Василий, – назвала она его христианским именем, – узрел ли ты Бога истинного?

– Да, – не раздумывая, ответил Великий князь.

– Хочешь ли ты прилепиться к Нему всей душой?

– Да.

– Можно ли прилепиться к Нему, не очистив душу от грехов и злых помыслов?

– Да разве это возможно?! – воскликнул Великий князь. – Разве возможно так очистить душу, чтобы не осквернила она тот свет лучезарный, который воссиял в церкви?

– Тогда не узрел бы ты свет фаворский.

Владимир с изумлением уставился на Анну.

– Неужто? – спросил он тихо. – Неужто Христос дает мне надежду на спасение?

– Иисус сам сказал: «Я пришел спасать не праведников, а грешников».

Она ласково прикоснулась ладонью к щеке Владимира, провела пальцами по бровям, словно пытаясь унять огонь, бушующий в его глазах.

– Так и ты прояви свою волю. Сделай шаг навстречу Спасителю.

– Тут одним шагом не обойтись, – усмехнулся Владимир, – Тут и тьмы тьмущей шагов не хватит. Тут всю жизнь будешь шагать – не дойдешь.

– Дорогу осилит идущий. Лучше идти к Нему, чем грешить.

– Думаешь, если покаюсь, то и грешить больше не буду?

– Ежели не захочешь, то и не будешь.

Владимир вдруг разрыдался и, обхватив голову руками и глотая слезы, выдавил: