— Почему, мистер Банс…

Она неудовлетворена, пришел к выводу Леонард. Она трахнет меня, как изголодавшийся кролик.

— В «Дюранигане», в девять, — уточнил Леонард.

Через две комнаты отсюда была видна склоненная голова Ханны Глорибрук. Под платьем виднелись ярко-синие лямки от лифчика.

Ровно в девять Леонард и Элисон ужинали в ресторане «Дюранигане» на Медисон-авеню. От Элисон пахло ягодными духами, на ней было изящное белое платье, подчеркивавшее ее ноги. Она скромно улыбалась, потягивая коктейль и закусывая телятиной, а Леонард смотрел на ее крепкие бицепсы.

— Вы занимались спортом в колледже? — предположил он. — Может, греблей?

— Вы телепат!

В одиннадцать тридцать Леонард и Элисон остались одни в ее квартире, где он подливал ей вино и задавал вопросы. В полпервого он лежал между ее ног.

— Почему, мистер Банс? — тяжело дышала Элисон. Она гадала, неужели все это происходит потому, что она подготовила хорошее резюме по делу Ковальски.

Леонард раздвинул ее бедра, и ловко, по-змеиному задвигал языком. Он смотрел на ее тело и розовый лифчик. Когда он удовлетворял женщину языком, не нужно было поддерживать беседу. Элисон не видела его родимое пятно, а он, не видя ее лица, мог представлять себе хрупкую, поверженную Барбареллу[6].

На следующий день Элисон не давала Леонарду прохода. Она принесла ему кофе и сжала его запястье.

— Я приготовлю ужин, — прошептала она.

«Доверчивая корова», — подумал он.

Мимо прошла Ханна Глорибрук на высоких каблуках и в шотландской мини-юбке.

Леонард слегка улыбнулся Элисон. Он все еще ощущал чудовищный ягодный аромат.

— Ужин — это здорово, — произнес он.

Так продолжалось около месяца. Леонард пытался найти подход к Ханне Глорибрук, отыскать повод для разговора. Каждый раз, когда он приближался к ее кабинету, Ханна делала какое-нибудь бессознательное действие — поправляла юбку или убирала выбившуюся прядь за ухо — и сердце Леонарда останавливалось, он невольно прикрывал свое родимое пятно и уходил. После этого Леонард использовал любые возможности выплеснуть энергию, которой заряжала его Ханна. Он громил оппонентов в суде, а потом сражался с телом Элисон в постели.

Теплым августовским вечером Леонард Банс оказался в «Черривуде» на Сорок второй улице. Он решил отдохнуть от пирожков с мясом, приготовленных Элисон, и ее толстых лодыжек. «Черривуд» был уютным баром со старым добрым скотчем и живыми рассказчиками. В зале с приглушенным светом можно было без труда найти себе место и посидеть в одиночестве.

Леонард заказал «Гленфиддич» со льдом, занял место в отдельном кабинете, повернувшись родимым пятном к стене. Он допивал уже второй бокал, когда почувствовал аромат, в котором не было и намека на ягоды. Он поднял глаза.

— Так-так-так, — сказала Ханна Глорибрук. — Ленни Банс.

Лицо Леонарда озарилось. Держа пинту «Гиннесса» и сигарету, Ханна стояла перед ним, на ней было черное платье с разрезом до талии. Ее светлые волосы были собраны в тонкий пучок, а глаза закрыты кошачьими очками, которых Леонард никогда не видел. Странно, но Ханна была босиком, без драгоценностей и макияжа. Самое главное, что она была одна.

Ханна затянулась.

— Привет, Ханна, — подсказала она. — Добрый вечер, мисс Глорибрук.

Леонард взволнованно поднялся, его колени задели стол.

— Простите! Ой! Извините, привет!

Ханна села напротив него. Леонард тоже сел. Он инстинктивно начал почесывать лоб — это была одна из его уловок, скрывающих родимое пятно.

— Я на самом деле не Ленни, — произнес он.

Ханна посмотрела его стакан на свет.

— Скотч, — констатировала она. — Оп! — Она глотнула из своего бокала.

Леонард огляделся. Несколько мужчин оторвались от своего виски и смотрели на Ханну. Он поймал свирепый взгляд двух жен, трех подружек и шести одиноких женщин, сидевших у бильярдного стола. Накрашенные женщины возвращались с бродвейского шоу, на них были драгоценности, а одна женщина была еще и на каблуках.

— Странно встретить тебя в таком заведении, — сказал Леонард.

Ханна выпустила дым через щель между зубами.

— Мне двадцать шесть, — ответила она.

— Ты босиком, — заметил Леонард.

— Да.

— Ты кого-то ждешь?

— Ты бы этого хотел?

Леонард вспыхнул и опять почесал лоб.

— Спорю, что ты кого-то поджидаешь, Ленни, — улыбнулась Ханна. — Спорю, что ты ждешь сексуальную шлюшку.

Леонард представил лицо Элисон.

— Потаскушку, — продолжала Ханна. — Девку.

— Слишком много слов, — вставил Леонард.

— Я болтлива до тех пор, пока мужчина меня не покорит. Тогда я делаюсь понятливой. Уступчивой. Сговорчивой.

Леонард покрылся густым румянцем.

Ханна протянула ему пустой стакан.

— Хочу еще.

Леонард поспешно заказал «Гиннес» и еще один «Гленфиддич». В голове он прокручивал события сегодняшнего дня, гадая, за что же он заслужил такую компанию. Когда он вернулся, Ханна зажгла новую сигарету.

«Она осталась», — ликовал он. Даже сквозь табачный дым он ощущал запах ее духов. Они пахли спиртным, а может, вечерним бризом.

Ханна выдвинула подбородок.

— Эти женщины пялятся на меня. Им не нравится, как я одета. Они считают, что я думаю только о сексе. Они завидуют.

— Ты всегда ходишь по городу без обуви?

Ханна пила крепкий портер.

— Ленни, давай обсудим не мои ноги, а что-нибудь другое.

— Хорошо. — Леонард лихорадочно придумывал тему. Он вспомнил о мятных конфетках, которые сжевал по дороге в бар.

— Ты веришь в Бога? — спросила Ханна.

— Да.

— Самое клевое место, где ты побывал?

— Новая Зеландия.

— Лучший в мире вид спорта?

— Футбол.

— Неправильно, — перебила Ханна. — Хоккей. Самая прекрасная женщина?

Леонард подумал о любимых актрисах, о руководительнице психологического тренинга, которую он когда-то хотел, о матери друга детства Джонни Вагса. Он задумался, смогла бы Элисон Шиперс сниматься в кино, даже во второстепенных ролях. Разве что в роли налогового инспектора, решил Леонард. Или конвоира.

— Время вышло, — произнесла Ханна.

— Женщина, о которой я мечтаю? — спросил Леонард.