Люди стекались к суфиям с определенной целью. Они надеялись «куда-то попасть». Работа с учителем-суфием требовала изучения методологии. Постепенно суфии выработали то, что позже получило название тарика – «метод». Те, кто начинал занятия согласно «методу», ожидали, что пройдут через различные стадии уничтожения своего эго и соединятся с Богом.

Юристы и ортодоксальные ученые на суфиев, особенно на их «опьяненную Богом» разновидность, смотрели косо. Язык этих святых, на их слух, звучал как ересь. Притязания становились всё более экстравагантными. Самым прославленным суфиям простой народ стал приписывать способность творить чудеса. Противоречия вырвались наружу в конце X века н. э., с появлением в Персии суфия по имени аль-Халладж.

«Халладж» означает «чесальщик хлопка». Этим занимался его отец, и сам Халладж поначалу тоже посвятил себя семейному делу; но жажда единения с Богом глубоко пустила корни в его сердце, и он покинул дом и отправился на поиски учителя, который посвятил бы его в тайны суфиев. Во время своих странствий он однажды целый год провел перед Каабой, не двигаясь с места и не издавая ни звука. Целый год! Представляете, какие вокруг него собирались толпы? Затем отправился в Индию и в Среднюю Азию; и везде, где бывал, декламировал стихи, вел странные речи и собирал вокруг себя бесчисленных последователей.

Однако «трезвые» суфии начали его сторониться, поскольку Халладж легко бросался словами вроде: «Мой тюрбан обернут вокруг Бога» или «В моей одежде вы не найдете ничего, кроме Бога». И наконец – на случай, если кто не понял: «Я и есть Бог». Точнее, он говорил: «Я есть Истина»; но «Истина», как всем известно – одно из девяноста девяти имен Аллаха, и, зная контекст этих слов, никто не сомневался, что Халладж имеет в виду.

Это было уж слишком! Ортодоксальные ученые потребовали от властей вмешаться. Аббасидский халиф готов был пойти им навстречу, чтобы они взамен прикрыли ему спину от философов. Так Халладжа бросили в темницу на одиннадцать лет; впрочем, он был настолько потерян для мира, что, кажется, почти этого не заметил. И в темнице он продолжал изрекать странное: порой ассоциировал себя с Иисусом Христом, часто упоминал о мученичестве. Ясно было одно: он ни в чем не раскаивался. Наконец ортодоксальный истеблишмент решил, что все иные возможности исчерпаны. Пора перейти к надежному, проверенному временем способу дискредитировать послание – убить посланника.

Власти не просто казнили Халладжа. Его повесили, затем отрубили руки, ноги, голову и наконец сожгли тело. Удивительно, но это не сработало: Халладж умер, а суфизм процветал по-прежнему. По всему цивилизованному миру появлялись сотни, быть может, тысячи харизматических мистиков – и «трезвые», как аль-Джунайд, и «опьяненные Богом», как Рабия Басри и Халладж.

В целом можно сказать, что к середине XI века мусульмане напряженно трудились над тремя великими культурными проектами, которые представляли, соответственно, ученые-богословы, философы-естествоиспытатели и мистики-суфии: первые видели свою задачу в том, чтобы разработать во всех подробностях исламское вероучение и закон, вторые – открыть законы и принципы, действующие в мире природы; третьи – создать техники, позволяющие достичь личного единения с Богом. Порой эти группы пересекались, но в целом двигались в разных направлениях, и серьезные разногласия между ними, переплетаясь с борьбой за власть и богатство, порой приводили к кровопролитию. В этот-то момент в провинции Хорасан, в персидской семье родился один из интеллектуальных гигантов мировой истории. Звали его Абу Хамид Мухаммед аль-Газали.

Уже в двадцать с небольшим лет Газали прославился как один из выдающихся улемов своего времени. Сколько бы хадисов вы ни знали – он знал больше. В то время некоторые улемы разрабатывали богословие, способное соперничать с философией мутазилитов. Эта так называемая ашаритская школа настаивала, что вера не может основываться на разуме – только на откровении. Задача разума лишь в том, чтобы поддерживать откровение. Ашаритские богословы постоянно выступали против видных мутазилитов на публичных дебатах; однако мутазилиты владели хитрыми греческими трюками, позволяющими легко выигрывать споры – логикой и риторикой, так что ашаритам против них приходилось несладко.

На помощь им пришел Газали. Чтобы победить философов, решил он, нужно изучить их приемы и направить против них самих. Он погрузился в изучение древних, овладел логикой, внимательно прочитал всю доступную античную литературу – а затем написал книгу о греческой философии, под названием «Цели философов». В основном она была посвящена Аристотелю. В предисловии Газали писал, что греки неправы, и он может это доказать, но сперва – в этой книге – объяснит, что представляет собой греческая философия, чтобы, открыв следующую книгу, читатели понимали, что́ он опровергает.

Можно лишь восхищаться интеллектуальной честностью Газали. Он не стал делать из противника соломенное чучело, с которым легко справиться. Его рассказ об Аристотеле был столь насыщен эрудицией, столь ясен, что, прочитав его, даже твердые аристотелианцы восклицали: «А-а, теперь-то я наконец понимаю Аристотеля!»

Книга Газали добралась до Андалусии, оттуда попала в христианскую Европу – и поразила умы тех немногих, кто сумел ее прочесть. Со времен падения Рима Западная Европа почти забыла классическую философию. Большинство читателей через книгу Газали познакомились с Аристотелем впервые. Однако предисловие Газали потерялось где-то по дороге, и европейцы так и не узнали, что он выступает против Аристотеля. Некоторые считали даже, что он и есть Аристотель под псевдонимом. Во всяком случае, «Цели философов» так впечатлили европейцев, что Аристотель сделался для них неопровержимым авторитетом, и позднее христианские философы потратили немало сил на то, чтобы согласовать учения церкви с Аристотелевой мыслью.

Тем временем в Персии Газали написал продолжение «Целей философов» – второй том под названием «Заблуждения философов». Здесь Газали определил двадцать аксиом, на которых строилась греческая и греко-исламская философия, а затем с помощью силлогистической логики постарался опровергнуть их все. На мой взгляд, последовательнее всего звучит у него опровержение принципа причинно-следственных связей в материальном мире. По Газали, таких связей не существует. Мы считаем, что причина горения хло́пка – огонь, ибо видим огонь везде, где сгорает хлопок; но на самом деле мы путаем причинность со смежностью. В действительности, говорит Газали, причина горения хлопка – Бог, поскольку Он – первая и единственная причина всех вещей. А есть огонь или нет – неважно.

Может показаться, что это звучит смешно – но это лишь потому, что я не так интеллектуально честен с Газали, как он с Аристотелем. Я с ним не согласен. Однако не согласны с ним не все. В XVIII веке на Западе поход Газали против принципа причинности подхватил шотландский философ Дэвид Юм; а в 1970-х я читал совершенно тот же аргумент у американского дзен-буддиста Алана Уотса, который уподобил причину и следствие кошке, бродящей туда-сюда, на которую мы смотрим сквозь щель в заборе. Если смотреть через щель, говорит Уотс, то сперва мы увидим голову кошки, а потом ее хвост; но это вовсе не значит, что голова – причина хвоста. (Мне кажется, в определенном смысле именно причина, однако не будем в это углубляться.)