боли знакомым и который я узнала еще до того, как увидела печать клана Лося. Внутри у меня все сжалось от страха, когда я разорвала конверт. И не зря.

«Дорогая Роуэн,

Даже не знаю, как писать это письмо. Теперь я понимаю, к чему ты вела, когда мы разговаривали в моей палатке. Все понимаю.

Я не могу с чистой совестью настаивать на помолвке, состоявшейся при подобных обстоятельствах, даже если бы ничто другое не стояло на нашем пути».

Меня пронзила острая боль и от его слов, и от печали, сочившейся между строк. Он знал. Он знал об Иро и почти признался мне в этом.

«Жаль, что я не могу объясниться с тобой лично, но устроить еще одну встречу было невозможно. И честно говоря, Роуэн, не знаю, хватило ли бы у меня сил снова тебя покинуть. Я чуть не умер, глядя, как ты уезжаешь прочь, а теперь… теперь это.

Сейчас я понимаю, что ты была права, когда сказала, что ни один из нас не в состоянии ни дать, ни сдержать обещания, но, пожалуйста, позволь я тебе кое-что пообещаю.

Давин будет жив и здоров, и я позабочусь, чтобы он попал домой в Локланн несмотря ни на что.

Всегда любящий тебя,

Тео».

Я перечитывала письмо еще несколько раз, отыскивая, не пропустила ли чего, и каждый раз все больше расстраивалась. Тео сказал, что не будет настаивать на помолвке.

Хочу ли я, чтобы на ней настаивали?

Смогу ли я войти в его семью, зная, что окажусь под пятой того самого человека, который все это провернул?

Я не знала, да и это было уже не важно. Как он метко заметил, на нашем пути стоит все на свете. Прежде, чем у меня сдали нервы, я села сочинять ему ответ.

Я написала, что все понимаю, поблагодарила за заботу о Давине и добавила несколько банальностей, которые были совсем не в моем духе. Распахнув дверь, я сунула письмо в руку Кириллу и снова забралась под одеяла.

Слезы жгли мне глаза, и я вдруг так затосковала по маме, что стало физически больно, как будто грудная клетка проломилась.

Я редко плакала, но когда это случалось, она всегда была рядом, приносила мне что-нибудь вкусное и гладила рукой по волосам, пока я ела.

Здесь не было никаких сладостей.

Не было мамы. Не было Тео. Не было ни утешения, ни надежды.

Только я, эти одеяла и бесконечные, наводящие сон дни, не заполненные ничем, кроме моих собственных беспокойных мыслей.

Глава 41

Дни, а может, недели проходили одинаково, пока однажды утром я не проснулась от того, что в дверь стучали так, что она чуть не вылетала с петель.

Я не могла заставить себя реагировать. Что мне очередная встреча со смертью после минувших месяцев?

Однако это была не смерть. А хуже.

Эвандер прошел через всю комнату, в несколько широких шагов оказавшись возле кровати, и остановился так близко, что едва не задевал коленями край матраса. Выражение его лица было бесстрастным, чуть ли не равнодушным, но в глазах проскальзывало еле сдерживаемое раздражение.

– Вы больны? – спросил он.

Я сморгнула, не желая двигаться с того места, где уютно устроилась среди подушек.

– Нет.

– Что-то замышляете?

Кроме его безвременной кончины? У меня не было сил бросить ему это в лицо, так что я ответила очередным отрывистым «нет».

Он подозрительно прищурился.

– Тогда почему вы не выходите?

– Из комнаты, которую вы запретили покидать?

– Вы никогда не соблюдали этого запрета.

– Что ж, теперь соблюдаю. Поздравляю. У вас наконец послушная пленница. – Я отвернулась от него, перекатившись к стене. – Если вы больше ничего не хотите спросить, то не смею вас задерживать.

После продолжительного молчания он снова заговорил.

– Только не говорите, что вы скорбите по своим злополучным любовным отношениям. – Его тон был пропитан насмешкой.

Я медленно повернулась к нему лицом и даже села.

– Вы действительно смеетесь надо мной из-за той боли, которую причинили? – Не дожидаясь ответа, я продолжила.

– Что, во-вашему, я должна чувствовать, и как справляться с этим? Вы разлучили меня с единственным здесь родным человеком и с человеком, который любит меня. Вы отняли у меня надежду, что я смогу снова увидеться с семьей, когда перевал будет свободен, что смогу обнять сестру и сказать ей, что со мной все в порядке. Вы отняли у меня все, и теперь хотите посмеяться надо мной? – Я замолчала и отвернулась. Моя речь оказалась более откровенной, чем я планировала.

– Поверьте, леммикки, я отнял у вас далеко не все. – В его тоне проскользнула злость, и я почувствовала, как во мне закипает гнев.

– Может, вам спасибо сказать, что меня похитили, но оставили в живых? – Когда он не ответил, я усмехнулась: – С чего вы вообще так злитесь? Разве вам не следует радоваться? Вы получили что хотели, и для этого понадобилось лишь разрушить чужую жизнь.

– И я бы поступил… поступил… куда хуже, чтобы защитить свой клан, – отрезал Эвандер. – То, что одну особу содержат там, где ее и пальцем никто не тронул, вообще не считается.

– Разумеется! Я останусь здесь на несколько месяцев, меня никто и пальцем не тронет, но я просто потеряю жениха! – воскликнула я.

С его губ сорвался невеселый смех, и Эвандер поднял глаза к потолку, как будто там был ответ, который он искал.

– А, все-таки дело в этом, – сказал лорд, переводя взгляд на меня. – В разрыве очень глубоких отношений, которые вам удалось построить за… Прошло хотя бы полных две недели?

– Если вы не человек, а пустой сморщившийся орех, неспособный любить никого и ничего, кроме себя, это не значит, что все вокруг такие же, – прищурившись, ответила я.

– А если вы наивная испорченная соплячка, которой отродясь не приходилось принимать ни единого трудного решения, это не значит, что нужно распространять на меня свои узкие представления о морали, – выпалил он, и пришел мой черед смеяться.

Я покачала головой и недоверчиво хмыкнула.

– Вы говорите о трудных решениях, будто сделали это ради какого-то блага. Скажите, Эвандер, если все это не ради того, чтобы насолить Тео, Иро, клану Лося, Локланну или мне, зачем доводить свой народ до войны?

Тут он посмотрел на меня, как будто я была глупым, несмышленым ребенком.

– Вы все время это повторяете, но неужели вы не задумывались, насколько маловероятно, что ваш отец нападет на территорию, где, по его мнению, держат его дочь?

Конечно, я задумывалась.

– Но у вас нет