— Можно?

Сара вздохнула в переплетенные руки:

— Отчего же нет?

Я повертел мозг в руках. Сделанный из резины, он приятно пружинил под пальцами.

— А что, часть моего мозга действительно называется Сильвиевой щелью?

Она кивнула.

— Похоже на название зловещей местности, где можно встретить ведьму. Или говорящего волка.

«Перестань болтать», — приказал я себе. Сара долго смотрела на меня, затем кивнула на резиновый мозг:

— Там еще и передняя комиссура есть.

— Где комиссары покупают зубную пасту.

— И поясная извилина.

— А это звучит как модный танец. Всеобщее помешательство на «Поясной извилине».

— А куда деваться. — Уголки ее губ чуть дрогнули в улыбке. Затем Сара вспомнила, зачем мы здесь, по лицу ее пробежали неуловимые струйки, и взгляд стал жестким. Мы вернулись на исходные позиции. Сара помолчала. Когда она заговорила, ее голос звучал безжизненно.

— Я ушла из интернатуры.

Она говорила без упрека, но ее слова все равно подействовали на меня как пощечина.

— Мне очень жаль.

Сара пожала плечами:

— Мне предложили на выбор увольнение или служебное расследование. Я не хочу подводить отца.

— У меня нет слов. Я очень виноват.

Сара закрыла глаза и потерла виски.

— После процесса я думала только о том, как ненавижу тебя.

Я начал говорить, что все понимаю, но увидел ее лицо и закрыл рот.

— Пойми, это была не просто острая неприязнь. Я хотела… Я целую неделю изобретала способы убить тебя. Я винила тебя за все плохое, что случилось в моей жизни. А вчера, вернувшись домой, поняла, что устала ненавидеть тебя. И тогда кое-что осознала. Я почувствовала облегчение.

— Что?

Сара улыбнулась:

— Эта тайна… Она меня убивала. Понемногу каждый день. Словно я всю жизнь построила на лжи, и каждый день обман усугублялся, не оставляя мне выхода. — Она посмотрела на меня. — Это я пытаюсь сказать, что прощаю тебя.

Странно, но легче мне не стало. Наоборот, стало хуже.

— Но я не прощаю сам себя.

Ее взгляд снова стал таким, что я невольно вообразил больничную палату и Сару в роли медсестры, склонившуюся над раненым.

— Ты просто делал свою работу, — сказала она.

Я покачал головой:

— Возможно, был иной способ… Обязательно ли было так поступать?

— Я же лгала.

— Знаю. — Я закрыл глаза. — Нужно время, чтобы это понять.

— Ну, — улыбнулась она, — жизнь у тебя не завтра кончается…

Я кивнул. Если бы не мой утренний проблеск здравого смысла, со словами Сары можно было и поспорить. Но сейчас я видел иной путь. Я глубоко вздохнул, надеясь, что не сорвусь и скажу сейчас все как надо.

— Я тебе кое-что принес.

У нее стал удивленный и даже скептический вид.

— Я не могу изменить то, что сделано. Так что это просто символ моих извинений.

— Хорошо, — выжидательно сказала Сара.

— А это не здесь.

— Что?!

— За этим надо съездить.

— Ты разыгрываешь меня?

— Нет.

— И где же это?

— Пока не скажу, но ехать придется на поезде.

— Ты не сошел с ума?

Мы оба ждали, кто первым дрогнет и опустит взгляд. Но оба выдержали.

— Ты точно с ума сошел.

— Знаешь, что я подумал в тот вечер, когда мы познакомились?

Сара покачала головой.

— Я подумал, что мы разучились отдыхать.

— А по-моему, тебе хотелось сказать, что у меня красивые глаза.

— Ты казалась такой печальной. Я хотел развеселить тебя.

— Почему?

Наверное, я покраснел, потому что Сара сказала только «О!» и отвела взгляд.

— Слушай, сегодня утром у меня на банковском счете было двести долларов. Сейчас осталось двенадцать. Чтобы дотянуть до конца семестра, придется, наверное, сдавать кровь под разными именами. По крайней мере съезди посмотри, ради чего я все просадил!

— Итак, — негромко сказала она, — я перед выбором: либо поехать куда-то с парнем, разрушившим мою карьеру, либо остаться дома и думать о том, что у меня нет ни работы, ни друзей, ни денег, ни планов. Я правильно поняла?

Я промолчал.

— Судьбоносный денек, — покачала она головой.

Я ждал.

— Кгхм… — произнесла наконец Сара. — Я любопытна. — Она встала и оглядела печальную картину неоконченных сборов. — Любопытство пересиливает.

Полчаса мы ехали в поезде. Сара почти все время смотрела в окно на мелькавшие поселки и поля. Я видел оранжево-синий отсвет на ее лице.

Заговорила она только однажды. Повернулась ко мне и сказала:

— Если ты психопат и задумал убить меня, не трудись. Ты меня уже уничтожил.

На этом она снова отвернулась к окну.

Потом мы спустились в метро и еще несколько кварталов шли пешком по яркому людному городу. Все казалось радостным, оживленным. Сара не спрашивала, куда мы идем, но когда мы вышли на широкую площадь с фонтаном перед стеклянным храмом, ее лицо осветилось узнаванием и удивлением.

— Ты знаешь, где мы? — спросил я.

Она кивнула.

— Ты здесь бывала?

Она покачала головой.

Сара оглядывалась, стараясь вобрать взглядом всю площадь: мужчин в черных галстуках, женщин в королевских платьях. В ее глазах появился отсвет чуда. Это было божественно. Перед нами стеклянная стена заключала два огромных изображения ангелов, каждое под сотню футов высотой, — красный и желтый ангелы, тянущиеся к небу. К раю. Мы прошли мимо фонтана к главному входу «Метрополитен-опера».

— Как здесь красиво! — воскликнула Сара.

— Пойдем.

— Мы что, зайдем в театр?

Я кивнул.

— На оперу?

Я кивнул. Ее лицо выразило восторг.

— Ты как ребенок, — улыбнулся я.

Мы прошли через огромный вестибюль, обитый красной тканью и сверкающий золотом, подождали, пока старик в смокинге надорвал наши билеты, и сели под стеклянными люстрами. Они напоминали распадающиеся звезды, испускающие слабый белый свет.

Сара жадно оглядывала все вокруг.

— Как ты узнал, — спросила она, — что я люблю оперу?

— Ты сама сказала в тот вечер, когда мы познакомились.