но это не отменяло мерзости поступков, совершённых графом Ястредским. Честно говоря, это та часть, принимать участие в которой Алисия не хотела. — Ещё раз большое вам спасибо за помощь, ваше сиятельство. Думаю, герцог Джерард уже потерял меня, так что не смогу составить вам компанию в этот вечер. Прошу меня извинить.

Алисия сделала реверанс, как ей казалось, достаточно элегантный при условии, что ноги всё ещё едва держались прямо, и развернулась. Не успела она, однако, пройти и пару шагов, как Рафаэль потянул её за плечо, и внезапно перед глазами поплыло. Она моргнула — и уже была в руках графа, придержавшего её от падения. Смутившись, не понимая, что происходит, Алисия попыталась выпрямиться, но тело очень плохо слушалось.

— Что…? — язык заплетался, не удавалось сформировать ни единой чёткой мысли. Голова потяжелела, но внутри ощущалась скорее вата, руки стали лёгкими, как пушинки, она могла взмахнуть ими, а сжать пальцы или схватиться за что-то было неимоверно тяжело.

— Господин Ястредский, ну что вы там? Джерард и Его Величество вернулись в зал, нужно торопиться! — голос Шаплена наполнил уши, но смысл его слов долго, тяжело доходил до Алисии. Она поняла, что происходит, когда Рафаэль подхватил её на руки и с грацией перепрыгнул перила, беззвучно приземляясь на траву. Паника, посетившая её в этот момент, привела к резкому рывку ногой. Едва ли это помогло ей против Рафаэля, но туфелька, и без того держащаяся на добром слове, спала с ноги и, судя по звуку, прилетела прямо в Шаплена. — Мразь! Мой новый кафтан, да разве ты имеешь право пачкать мой кафтан, ты…

— Прекрати, — руки Рафаэля переместились, схватив её ноги крепче, одновременно сжав за плечи так, что пошевелиться больше не было возможности. — Иди назад и проследи, чтобы моего отсутствия не заметили. С этим-то ты сможешь справиться?

Что происходило дальше, Алисия понимала с трудом. Слабость растеклась по конечностям, усталость так и манила отдохнуть от всех забот, что свалились на неё в этот день, и противиться им стало так сложно, что Алисия добровольно сдалась, погружаясь не столько в сон, сколько в беспамятство. Она продолжала чувствовать, как перемещают её тело, как кладут куда-то, а после начинается тряска, не присущая каретам, скорее плохо сделанным повозкам. Казалось, они ехали целую вечность, послышался стук воды о деревянную крышу, гром, оглушительно бьющий по барабанным перепонкам. От тряски в животе Алисии начался какой-то кошмар. Он бурлил и урчал, кипел изнутри, вино смешивалось с бурдой, которую дал ей Рафаэль. Следующее, что отчётливо помнит Алисия — она едва успевает перевернуться на корточки, как содержимое желудка покидает её, забивая нос и жаля горло, перекрывая кислород и заставляя кашлять, громко и надрывно. Это продолжается недолго, два бокала жидкости уходят вместе с десертами, съеденными ею на обед, и теперь внутри всё сжималось от пустоты, она чувствовала себя так, будто готова съесть кастрюлю чего-то ужасно жирного, и одновременно так, будто ещё неделю не сможет есть вообще.

Радуясь тому, что кислород вновь наполняет её лёгкие, Алисия, нащупав под руками сено, высморкала остатки рвоты, попавшие в нос, и несколько раз сплюнула. Смотря на едва различимую в темноте лужу, она поклялась себе больше никогда не пить, особенно не пить на важных мероприятиях в месте, кишащем паразитами и мелкими второсортными злодеями. Алкоголь ещё никогда не вызывал в ней столько негатива, как в этот момент, и радовало только то, что в реакции эта гадость вывела саму себя из её организма.

Телега наехала на камень и Алисию тряхнуло. Она потеряла равновесие, в последний момент успевая направить своё падение на чистую часть сена. Внимание вернулось к непростой ситуации, в которой она оказалась. Крыша была совсем невысокой, достаточной как раз для того, чтобы стоять на четвереньках. Темно, под руками сено и доски, ужасно обработанные и уже исцарапавшие её ноги. Отвратительное положение. Снаружи не слышно ничего, кроме грома, ливня и лошадей. Однако неслышно могло быть и потому, что погода разбушевалась, и Алисия не удивилась бы, если кучер всё ещё не знал, что его пленница очнулась.

Руки не связаны, ноги тоже, куда делась одна из туфель она вроде как припоминает. Непонятно лишь то, зачем, кто и куда её везут. Самые важные и немного пугающие её вопросы.

Стараясь собрать мысли в кучку, Алисия легла, избегая «ядовитого» места, и закрыла глаза. Тело всё ещё слабо дрожало, но даже если бы она чувствовала себя хорошо, Алисия не смогла бы дать отпор со своими тонкими ручками и ножками-соломинками. Единственный план, пришедший ей в этот момент: сначала притвориться опоссумом, а потом бежать при первой же возможности. Отличный план.

Не сумев противиться зову Морфея, Алисия только моргнула — и тележка уже ехала по дорожке, её мелко трясло, а дождь закончился. Не успела она даже пошевелиться, как закричал кучер, лошади остановились, а вокруг начался гомон и мельтешение. Вспоминая свой отличный план, Алисия замерла, держа глаза закрытыми, а тело расслабленным, и никак не отреагировала, когда крышка тележки поднялась, а её кто-то подхватил на руки. Свет не ударил по глазам, воздух был холодным, где-то ухнула сова. Скорее всего, продолжалась одна и та же ночь, по крайней мере, Алисия не могла поверить, что проспала бы целый день в этой телеге.

Действуя как-то особенно неторопливо, её занесли в помещение. Вокруг мельтешила не то свита, не то соратники, в общем, человек пять, если судить по шагам, и пытаться убежать от кого-то с такими крепкими руками, какие были у несущего Алисию человека, она бы не осмелилась. Тишина, сохраняемая этим конвой, напрягала, и только страх не давал какой-либо реакции проявиться.

Скрипнули петли. С опытом десятков просмотренных фильмов за спиной, Алисия может сказать, что это звук тяжёлой, но деревянной двери. Не то чтобы дерево даёт ей хоть какое-нибудь преимущество, скорее мозг пытался понять, что происходит снаружи, пока она не может воспользоваться зрением.

— Следить за девчонкой, — чуть хриплый голос принадлежал человеку, что нёс Алисию весь путь и сейчас укладывал на койку, твёрдую, но, кажется, не каменную. — Нельзя допустить, чтобы она пострадала. Это ясно?

— Да, господин, — значит, всё же слуги. Хочется похлопать самой себе: её не похитили торговцы людьми с плохой части рынка, зато похитили торговцы людьми среди аристократов. Это так здорово, что хотелось плакать, но она сдержалась. Лежала неподвижно, пока люди не развернулись, покинули комнату и закрыли эту жутко скрипящую дверь, затворив её за собой с таким шумом, будто её не смогут открыть десять крепко сложенных