нам погостить. Мы жили в Хантингтон-Бич, на берегу, и когда приезжали кузены, с утра до вечера торчали в воде. Мы с Чарли рассекали волны в прибое, а Винни, или Лил Вин, как мы ее называли, строила замки из песка и обгорала на солнце.

Став слишком большими, чтобы сражаться с волнами, мы купили доски для серфинга и соревновались, кто наберет больше песка в плавки. Я никогда не жалел кузенов из-за того, что их мамы вечно нет рядом, ведь у них были мы. Мы были командой. Стояли друг за друга горой. Как настоящая семья.

Но потом умер их папа, они перестали к нам приезжать, и мы отдалились. Чарльз-старший служил связующим звеном, именно он организовывал встречи, создавал групповой чат в «Ватсап», писал в нем о памятных событиях и поздравлял с днем рождения. Когда он умер, наша близость умерла вместе с ним. Мои кузены занимались своей жизнью, в которой не было ни меня, ни их матери. Те годы, когда мы были одной большой семьей, были лучшими в моей жизни. Родной брат младше меня на десять лет, и я едва его знаю, а Чарли был тем братом, которого я всегда хотел. До определенного момента.

Я думал, как трагедии сплачивают людей. Может, эта трагедия – наш шанс снова стать семьей, возродить давно потерянную связь? Деньги Луизы могли бы стать катализатором новых традиций. Потому что я поделился бы ими. Она не этого хотела, зато этого хотел я. И, если я дам кузенам то, чего лишила их мать, разве они не полюбят меня снова?

Я представлял наше будущее – пикники на пляже, ужины на Рождество, походы с мальчиками, и все это благодаря моей щедрости. Вот только этому не суждено было случиться. Потому что Луиза все разрушила.

Ведь это так в ее духе.

Глава 34. Эшли

– Привет, мам, это я. – Я не пыталась избавиться от дрожи в голосе. В худший день своей жизни я ехала по Сансет-бульвару. Разговаривая с мамой по телефону, я всегда старалась нарисовать ей розовую картинку моей жизни в Лос-Анджелесе, но сегодня просто не могла.

– Что-то не так, милая?

– Ох, мам, – взвыла я. – Все не так!

Конечно, чистейший нарциссизм считать, что главная пострадавшая от смерти Луизы – это я, но я ничего не могла с собой поделать. Ее внезапная кончина – если не знак, что моя карьера окончена, то как минимум метафора того, что я зашла в тупик. Я училась в колледже четыре года не для того, чтобы каждый день надевать дурацкую рубашку-поло, как подающий теннисные мячики мальчик, и рассказывать о чудесах Голливуда, которому я не нужна.

– Солнышко, что происходит?

– Да ничего не происходит, в этом-то и проблема! – воскликнула я.

– Ты за рулем?

– Да. Только что закончила работу.

– Наверное, тебе лучше остановиться.

Да, пожалуй, это хорошая мысль.

– Хорошо.

Я припарковалась на обочине и высморкалась в салфетку, которую нашла в бардачке.

– У тебя все хорошо, милая?

– Нет! Сегодня худший день в моей жизни.

– Это из-за Джордана?

Ее вопрос застал меня врасплох.

– Откуда ты знаешь про Джордана?

– Он мне звонил. Просил моего благословения.

Вдруг мне стало еще хуже. Мама его обожала и наверняка уже предвкушала, как я выйду замуж за благоразумного врача. А я обманула их ожидания.

– Я не выйду за него, – отрезала я, пытаясь не встать в оборону. – Я чувствую к нему совсем другое.

Я не стала добавлять, что как раз познакомилась с человеком, к которому чувствую «то самое», ведь этот человек только что меня отверг, и я с трудом держала себя в руках.

– Ну, торопиться не надо. Джордан заслуживает человека, который душу за него отдаст. Если ты не готова, то правильно сделала, что отпустила его.

– Начнем с того, что я не могу отпустить человека, который и не был моим!

Ладно, я все-таки встала в оборону. Конечно, он был бы моим, если б я согласилась.

– Эшли, солнышко, – произнесла мама тоном, которым выговаривала мне за какую-нибудь глупость, вроде тех случаев, когда я поцарапала машину или забыла сообщить банку об украденной кредитке. – Может, пришло время поговорить о твоем возвращении домой?

Ну вот. Мой главный фан и единственный в мире человек, который всегда в меня верил, говорит, что пора поднять белый флаг.

Мое сердце разорвалось на части, как будто его рассекли мечом. Я отключила звук на телефоне, чтобы она не услышала моих рыданий. Конечно, мама была права. В моем распоряжении имелось семь лет, чтобы чего-то достичь – целых семь! – а я добилась только нескольких ролей в массовке и морщинки между бровей.

– Эшли? Ты слушаешь?

Я заставила себя прекратить рыдать и снова включила звук.

– Да, – пискнула я.

– Понимаю, ты расстроена. Поговорим об этом в другой раз. Просто знай – у тебя есть дом в Висконсине. Мы с твоими братьями с радостью тебя примем. Мы тебя любим.

И она повесила трубку. Через секунду телефон снова зазвонил. На мгновение я решила, это опять мама – хочет сказать, что моя комната готова, или дать список компаний, организующих переезд, но звонили с неизвестного номера. Хуже новостей все равно уже не получу, так что я ответила.

– Алло?

– Это Эшли Брукс? – спросила женщина.

– Да.

– Переключаю вас на Саймона Реддинга.

Кого-кого?

Несколько секунд я слушала музыку, вроде бы вальс «Дунайские волны», а потом раздался мужской голос:

– Эшли Брукс?

– Да.

– Меня зовут Саймон Реддинг, я адвокат Луизы Лейк Джордж. – Его голос напоминал отполированный мрамор, с акцентом британских аристократов, как в сериале «Корона». – Полагаю, вы знаете, что миссис Джордж скончалась?

– Да, я слышала.

– Соболезную, – сказал он без капли сочувствия. – Я звоню, потому что она упомянула вас в завещании.

Что-что?

– Простите, но это какая-то ошибка, мы только недавно познакомились.

С чего вдруг Луиза будет упоминать меня в завещании?

Он проигнорировал мои слова.

– Семья попросила огласить завещание завтра. Вы сможете прийти в одиннадцать часов?

– Нет, не смогу.

У меня опять дневная смена. Я бы с удовольствием ее пропустила, но моя жизнь лежала в руинах, и я не могла добавить увольнение к списку катастроф.

– А какое время вам удобно?

– Даже не знаю. Я весь день работаю.

Его ответ был грубым, но интригующим:

– С завтрашнего дня вам не придется работать.

И вот, продолжая разрушать свою жизнь, я решила наплевать на работу и прийти. Может, подсознательно я хотела вернуться в Висконсин и пыталась ускорить переезд. Ведь без работы мечты,