— Так вот ты про Фелит слышал, раз тут сидишь…

— Только в дороге и узнал, — парировал «оскорбленный» гость Фелита. — А не проезжал бы, то и не знал бы, что есть такой.

— Да что у вас в вашем Ру хорошего-то? — остался на своем вредный старик. — Раз не слыхать про ваши места, стало быть, и нет ничего.

— Так и про Фелит ничего не слыхать, — возразил ведьмак. — Мне сегодня сказывали, что живете тихо, как в болоте. Одно только громкое дело и было, и то сорок лет назад. Да я о нем тоже не слыхал. Значит, не такое уж и громкое.

Да, теперь можно было послушать подробности, которые не рассказал привратник пансиона. А дед тогда был в возрасте родителей Иды, может, даже и знал их лично. Оставалось дождаться, когда старик проглотит наживку, а он не мог ее не проглотить. Виш уже понял, что тому хочется поговорить, а не с кем. Сын в работе, невестка тоже, внукам деда слушать неинтересно, а к постояльцам не полезешь, если те за столом в обеденном зале или у себя в комнатах. А тут вот сами вышли и никуда не спешат.

— Да ты что! — ожидаемо воскликнул дед. — Это ты про Ласточку нашу такое говоришь?!

— Про какую еще ласточку? — с толикой раздражения спросил ведьмак.

— Так девчонка та, которая пропала в ночь перед свадьбой, — пояснил собеседник. — Литтидой ее звали. Ласточка, стало быть.

— Может, ласточка с другим соловушкой упорхнула? — ухмыльнулся Виш, и дед вознегодовал:

— Ты чего несешь?! Сам не знает, а несет чушь! Сам дурак, и язык твой язык дурака!

— Отец! — послышался оклик от дверей.

Мужчины, сидевшие на скамейке, дружно повернули головы. К ним приближался хозяин гостевого дома. Старик вздернул подбородок и что-то проворчал себе под нос. Что именно, было неслышно, но понятно. Теперь порция недовольства досталась и сыну.

— Вы уж простите, — произнес мужчина, чье родство с дедом было легко уловить по чертам лица. — Отец, пойдем-ка, мне посоветоваться с тобой надо.

— Знаю я, что тебе надо, — потряс узловатым пальцем старик. — Только нашел хорошего человека, чтоб посидеть, поговорить, а ты уже тут как тут, уводишь.

— Так ты ж его дураком назвал! — возмутился хозяин гостевого дома.

— И еще назову, — едко ответил его отец. — А что он языком мелит, о чем не знает?

— Он не за то нам деньги платит, — бросив взгляд на ведьмака, понизил голос мужчина.

— Оставьте, любезный, — вмешался Виш. — Мы хорошо говорили, а что бранится, так я отцу вашему в сыновья гожусь. А какой же отец сына не бранит?

— Вот! — торжествующе воскликнул старик. — Слыхал? Верно человек говорит. Ступай, не мешай разговору.

Хозяин гостевого дома снова посмотрел на гостя, затем на девушку, так и не повернувшую головы ни разу, опять на отца и махнул рукой. Потом развернулся и ушел, более не мешая. Раз постояльцу нравится быть дураком, то кто ж ему откажет? Виш едва приметно усмехнулся вслед мужчине и перевел взгляд на деда.

— Так что там с вашей Ласточкой, почтенный? — ведьмак вернулся к тому, ради чего приехал в Фелит. — Мне говорили, что она с учителем миловалась, на озеро тайком к нему бегала. А как прознали про них, так учитель замуж позвал…

— Чушь, — отмахнувшись, перебил его старик.

— Что — чушь?

— Да всё, что сказал, — дед пренебрежительно фыркнул. — Не так всё было. Кто тебе говорил, тот сам мало что знает. А я Литти хорошо знал, и ее родителей. Вон, видишь лавку? — он указал на одноэтажный каменный дом с белыми стенами и зеленой крышей. — Вот там Кайели жили.

— Жили?

— Не осталось уж никого, — вздохнул старик. — Мать Литти еще десять лет назад померла, а отец через два года после нее. Всё надеялись, что дочка объявится, только не было о ней за всё это время даже слухов. Сейчас там другие живут, и дело другое ведут. А Кайели портняжным мастерством жили. Знатной швеей Хилема была, мать Литти, стало быть. У нее и богатеи обшивались. Да и муж ей помогал, а сам шляпы уж больно ладные делал. И дочка у них в подручных…

— Уважаемые, выходит, горожане? — спросил Виш, не сводя взгляда с указанного дома.

— До уважаемых им деньжат не хватало, — отмахнулся старик. — Да только ерунда это всё. Их и без того уважали. Говорю ж, всё семейство с золотыми руками. Петас, отец нашей Ласточки, ко мне порой заходил кружечку пенного пропустить, так бывало сядем с ним, о жизни поговорим. И никто не выйдет и мешать не станет! — повысив голос, сердито произнес дед, и вернулся к своему рассказу. — А как Литти пропала, так он стал мрачнее тучи, и засиживался подолгу. Понятное дело, дома-то тяжко, а так вроде и передохнет немного. Только больше молчал. Уж больно они свою дочку любили, конечно, и убивались сильно.

— Так что случилось-то? И что не так мне рассказали? — Виш вернул старика к тому, что его интересовало.

Собеседник одарил ведьмака неодобрительным взглядом, однако вернулся к самой истории.

— Так, стало быть, дело было. Жених Литти, когда учиться уезжал, она еще совсем ребенком была. Он-то уже успел повзрослеть, ну и была у него вроде как зазноба. Письма друг другу писали, все честь по чести. Даже поговаривали, мол, вернется Андел, и сыграют свадьбу.

— Андел?

— Да, Андел Лиран. Так жениха-то звали. Ох…

Дед вдруг схватился за сердце. Взгляд его был устремлен за спину Виша, сейчас сидевшего вполоборота к собеседнику. Ведьмак оглянулся и увидел, что Ида смотрит на старика. Наконец она отвернулась, и тот выдохнул.

— Что с тобой, почтенный? — спросил Виш. — Чем дочь моя напугала? Она у меня славная, бояться нечего.

— Будто покойница воскресла, — пробормотал старик. — Вот глянула на меня твоя дочка, а я вдруг Литти увидел. Как раз такой она и была, когда исчезла, даже помладше твоей дочери. И глаза большие синие такие же точно. Но показалось только. Вот сейчас гляжу, а вроде и не похожа совсем… — Он замолчал и продолжил рассматривать Иду.

— Выходит, до Ласточки ее жених другой птахой любовался? — отвлек старика Виш.

— А? — дед перевел взгляд на ведьмака и кашлянул, прочищая горло. — Да, другая была. Только, сдается мне, она Андела больше любила, чем он ее. Так вот значит, вернулся он в Фелит, тут и увидел Литти. А она легкая была, шаловливая. Смешливая такая девочка, и вправду ласточка. Идет, бывало по улице, будто бабочка порхает. И голосок нежный, будто ручеек хрустальный. И глазищами своими как глянет, ух, так дух и захватывало.