– Да, – кивнул я в ответ.

– И куда?

– Мой путь лежит в Анурадхапуру, – сказал я.

– Говорят, там великолепные дворцы. – Разговаривая, она поглядывала на дверь, словно не могла себе представить мир, существующий вне ее собственной тесной вселенной. – Самые могущественные люди проживают там, утопая в роскоши. Дамы купаются в козьем молоке, а мужчины отрубают друг другу головы, если кто-то из них посмеет оскорбить женщину.

– Так оно и есть, наверное.

– Но из Паденьи вам еще долго туда ехать. За сегодняшний день не управитесь.

– Нет, поэтому я опять устрою себе привал, – сказал я. – В каком-нибудь месте вроде этого, надо полагать. И если все будет хорошо, завтра приеду в столицу.

– Остерегайтесь разбойников, что подкарауливают людей на дорогах. Они могут перерезать вам горло, чтобы снять сандалии с ваших ног. Вы купец? Везете товар на продажу?

– Нет, – объяснил я ей, – я простой ремесленник, и только. Работаю с бронзой. Давайте я вам покажу.

Возвращаясь в кабинку, где я спал, я прошел мимо человека, что прошлой ночью показался мне знакомым. Он уже был на ногах, но стоял ко мне спиной, укладывая вещи в мешок, и хотя мне опять померещилось, что я его знаю, задерживаться я не стал – не хотел заставлять Каси ждать. Вынув из переметной сумы один из свертков, я поспешил обратно и вложил в руку Каси статуэтку. Выбрал я самую маленькую, изображавшую ребенка, фигурку размером менее половины моей ладони, но девушка смотрела на статуэтку широко открытыми глазами, восхищаясь. А я уставился на нее, на радужку цвета синего турмалина, я таких глаз никогда не видывал.

– Чудесно. – Она подняла фигурку повыше, окунув ее в поток света, струившегося в окно, и на серых стенах подворья заплясали золотые искорки. – Это вы сделали?

– Да, – ответил я. – Здесь изображена Уттия, младшенькая из детей царя. Через несколько дней у царицы день рождения, и мне заказали сделать бронзовые копии всех членов царской семьи, их преподнесут имениннице.

– Но как вам удается изготовить такую затейливую фигурку? – спросила Каси, и я, подбирая слова попроще, рассказал ей, как это делается.

– Работа, между прочим, небезопасная, – добавил я. – При выжиге глины упади хотя бы капля вам на кожу, боль может быть нестерпимой. Гляньте, сколько всего я натерпелся за долгие годы.

Я вытянул руки, показывая ожоги и шрамы, приобретенные мною начиная с поры моего детства, когда я впервые заинтересовался бронзой.

– Этот, – я указал на маленький черный волдырь на третьем пальце руки, – я заполучил, когда работал как раз над этой самой фигуркой. До сих пощипывает, особенно в жару.

Она внимательно рассмотрела волдырь, затем встала и исчезла в смежной комнате. Я замер – уж не обидел ли я ее чем-нибудь, но она скоро вернулась с флакончиком, наполненным белой пастой с ароматом лаванды и алоэ вера, взяла мои руки в свои и принялась втирать снадобье мне в кожу. Ощущение было разом успокоительным и бодрящим, а прикосновение ее кожи к моей – глубоко волнующим.

– Скажи, путешественник, как тебя зовут, – спросила она, а когда я прошептал свое имя, она повторила его, и голос ее звучал небесной музыкой.

Высвободив правую руку, я положил ладонь на затылок Каси, медленно подталкивая ее голову вперед, но стоило нашим губам встретиться, как за дверью раздался шум и двое мужчин из тех, что мылись в чане прошлым вечером, ввалились в комнату. Заметив статуэтку на столешнице, один из них схватил ее и взвесил на ладони. В страхе я наблюдал за ним, опасаясь вмешиваться – а вдруг он рассвирепеет и повредит статуэтку, швырнув на каменный пол. Когда он бросил ее своему приятелю, сердце мое едва не выпрыгнуло из груди, и я вскрикнул. К счастью, приятель ловко поймал фигурку.

– Она, должно быть, денег стоит, – сказал он. – Где ты ее купил?

– Я не покупал, я ее сделал, – ответил я.

Мужчины переглянулись и, усмехнувшись, кинули мне статуэтку обратно. Я снова завернул ее в ткань, благодаря богов за то, что моему изделию не нанесли урона, и повернулся к тарелке с едой, а мужчины, оставив несколько монет на столике, удалились.

– Свиньи, – сказала Каси, когда за ними закрылась дверь. – Они живут на реке Келани, а сюда наезжают раз в месяц и с девушками обращаются как с грязью.

– Они причиняли вам боль? – спросил я.

– Конечно, – ответила Каси, и по выражению ее лица я догадался, что она отлично поняла, о чем я спрашиваю. – Много раз. Но кто бы смог их унять?

Ярость закипала во мне. Мысль о том, что двое скотов совокупляются с этой девушкой против ее воли, возмутила меня до глубины души. В голове моей вырисовывались картины резни, но я не поддался наваждению, ибо я уже был в ответе за две смерти и не хотел увеличивать это число до трех.

Наконец с едой было покончено, а время начало поджимать, и мне ничего не оставалось, кроме как собираться в путь. Когда я был готов к отъезду, на выходе меня подкараулила Каси.

– Ты вернешься сюда опять? – спросила она, и я кивнул.

– По дороге домой, – пообещал я. – В Анурадхапуре я, наверное, задержусь на некоторое время, но на обратном пути в Негомбо переночую здесь, конечно.

Она потянулась ко мне, и на сей раз нашего поцелуя никто не прервал. Выводя коня из стойла, я ощутил прилив бесшабашного веселья. Путь мой лежал на север, и, казалось, сам Будда влечет меня за собой.

Гренландия

623 г. от Р. Х.

Второй день моего путешествия выдался настолько тяжким, что я невольно задумался, а не прав ли был мой отец, предрекая мне неминуемую гибель задолго до того, как я встречусь с Ангердлангуаком, вождем северного народа алеутов, под началом которого, если верить слухам, состояло шесть тысяч человек. Лично я сомневался, что столь огромное число душ способно уместиться не то что на острове, но даже во всем мире.

– Ты никогда не уезжал дальше нескольких миль от дома, – сказал Маарак вечером накануне моего отъезда, вскоре после того, как мы похоронили мою тетю, и все же отцу не удалось уговорить меня дождаться перемены погоды. – Ты даже полынью не умеешь прорубить, чтобы не провалиться в нее, – приходится вылавливать тебя вместо рыбы. И с чего ты возомнил, будто путешествие в сотни миль ты одолеешь без сучка и задоринки?

– В полынью я провалился один-единственный раз, – с раздражением ответил я. – Тогда я был еще мальчонкой, да и то не провалился бы, если бы Ерут не столкнул меня.

– В Неведомом