– Конкига – хозяин земли, что простирается до самого горизонта, – ответил Ялен. – Тысячи мужчин, женщин и детей находятся под его покровительством. Он много делает, заботясь об их благополучии и образовании. Несколько лет назад он изобрел довольно необычное правосудие для тех, кто нарушает закон. Судья в одиночку выслушивает показания, и если он решит, что подсудимый виновен в преступлении, в котором его обвиняют, тогда этому человеку предлагают выбрать себе наказание, одно из двух. Он может либо лишиться конечности в мгновение ока, либо согласиться на битву со мной на глазах у всех. Выбери он первое, я сразу вынимаю меч и отрубаю ему руку или ногу. Выбери второе, мы бьемся друг с другом, и ему достаточно пролить хотя бы каплю моей крови, чтобы возвратить себе свободу. Но если я первым пролью его кровь, его признают виновным и отрубят ему голову – независимо от серьезности преступления. Кража, убийство, оскорбление соседа, неважно. Выбор за ним.

– И тебя не смущал столь произвольный закон? – спросил я.

– А что тут такого? – пожал он плечами. – Мне хорошо платили, да и глянь на меня, брат, я не из тех, кого легко победить.

Что правда, то правда. Как и наш отец, Ялен был человек-гора, а его тело казалось тщательно вырезанным рельефом из мускулов, сухожилий и вен. Я помнил, как он лупил меня в пору нашего детства, на мне ни единого живого места не оставалось, а ведь тогда его силища лишь начинала накапливаться. Сейчас мне было даже страшно представить, сколь жестокие увечья он мог причинить в бою теперь.

– И ты по-прежнему этим зарабатываешь? – спросил я.

– Нет. Удача изменила мне, когда в город заявилась троица головорезов. Они грабили купцов, насиловали женщин и сжигали дома дотла. Понадобились десятки людей, чтобы схватить их. Суд признал их виновными, и Конкига предложил им выбор, тот же самый, какой он предлагал всем, но сразиться со мной должна была вся троица разом. Бой был заведомо неравным. Думаю, Конкига хотел меня подставить. Ясное дело, бандиты согласились, но никто из них не сумел пролить моей крови, и я легко расправился с ними. К концу дня их выстроили в цепочку на помосте, где каждый по очереди отведал моего меча. Однако на Конкигу я обозлился. Мои победы ему явно наскучили, он потерял ко мне интерес, и я ушел от него. И не прогадал: слухи обо мне ширились, и с тех пор я известен как величайший боец в нашей стране, работаю по найму у богатых людей. Кто больше заплатит, тому и служу.

– А сума в нашей комнате? – поинтересовался я, ибо ранее он говорил, что в кожаном мешке лежит с дюжину кистей левых рук, и все это он везет на север.

– Воры, – ответил брат. – Мелкие воришки, крали понемногу, так, всякую ерунду. Но мой заказчик решил, что отрубленные кисти послужат уроком другим нечистым на руку. Рубить им головы, по примеру Конкиги, он не собирался. Ему было достаточно кистей.

– А эта работа, – продолжил расспрашивать я, – она доставляет тебе удовольствие?

Казалось, он удивился не меньше, чем когда я спросил, счастлив ли он.

– Мне она по плечу, – сказал брат. – И потом, работа есть работа, и без разницы, какая она. А еще я обожаю смотреть на лица людей, когда их ведут на казнь. Некоторые трясутся от страха, другие шагают храбро, как и подобает мужчинам, а кое-кто норовит сказать что-нибудь мудрое напоследок, да только на таких умников и внимания не обращают.

– Странное любопытство. – Я чувствовал, как меня пробирает дрожь. – И сколько людей ты убил?

– Почем мне знать? – пожал он плечами. – Сотню? Две сотни? Тысячу? Я их не считаю. А ты, брат? Мы живем в опасные времена, и не говори мне, что ты никогда никого не отправлял из этого мира в следующий.

Я отвернулся, не желая, чтобы он все понял по выражению моего лица. В отличие от брата, на моей совести было лишь два убийства – парня и взрослого мужчины, – и ни одной из двух смертей я не гордился. Скорее уж воспоминания об этих мертвецах преследовали меня, как злые духи.

– Никого, – ответил я.

– Я всегда вижу, если мне врут, – помолчав, сказал Ялен. – А знаешь почему?

– Нет.

– Перед тем как соврать, люди шевелят губами. – Брат расхохотался во все горло, я тоже засмеялся, хотя и натужно. Снова усевшись рядом со мной на пыльную землю, он ударил меня кулаком по колену с такой силой, что я едва удержался, чтобы не вскрикнуть; ударь он еще хоть чуть сильнее, кость наверняка бы треснула.

– Поедешь со мной домой, Ялен? – спросил я. – Разумеется, после того, как мы исполним поручения заказчиков. Поедешь домой повидаться с отцом, прежде чем он умрет?

– Не уверен, – он медленно вдохнул, – будет ли он мне рад?

– Конечно, будет.

– А может, он забыл меня. Столько лет минуло.

– Поверь, ничего подобного никогда не случится. Величайшее горе всей его жизни – разлука с тобой. Он по-прежнему часто вспоминает тебя и любого, кто попадется ему на глаза, винит в твоем исчезновении. Более того, в последнее время он говорит о тебе все чаще и чаще, а порой ему грезится, что ты дома, сидишь в соседней комнате либо ушел прогуляться по берегу, но, боюсь, разум отказывает ему. Иногда он ведет себя так, словно мы до сих пор малые дети. Мысли его путаются.

– Я подумаю об этом, брат, – сказал он. – Но сейчас, по-моему, пора спать, разве нет? Завтра с утра нам обоим отправляться в дальний путь.

Мы забрались под одеяла, брат тепла ради надел рукавицы из рыбьей кожи, и тут я вспомнил, что в детстве этого времени суток я страшился более всего, ибо Ялен дожидался, когда я почти засну, а затем тихонько подкрадывался к моей постели, вмиг запрыгивал на меня и ну молотить кулаками по моему лицу и телу, он колошматил меня, покуда я не распла́чусь либо отец не разнимет нас. Глупо было злиться на него спустя столько лет – на обычные детские выходки, по сути, – и все же засыпал я с ощущением опасности, зная, что мы находимся в двух шагах друг от друга и своим громадным телом Ялен запросто навалится на меня, если ему захочется подраться.

Тем не менее поутру я был разочарован, обнаружив, что мой брат уехал, даже не попрощавшись. От нашего хозяина я узнал, что Ялен встал на рассвете, расплатился за постой несколькими монетами, затем