женского военного союза Елизавета Моллесон предложила военному министру создать при ГУГШ особую Комиссию по формированию женских войсковых частей, которая содействовала бы всей исполнительной работе и объединила бы частные женские военные организации по всей России. Организационный комитет женского военного союза выдвинул идею о создании Центрального комитета женского военного союза, который служил бы связующим звеном между официальными учреждениями и организациями, участвующими в женском военном движении [РГВИА. Ф. 2000. Оп. 2. Д. 1557: 55]. Военная лига обратилась к военному министру с просьбой об учреждении Комитета женских военно-трудовых команд, чьей целью было бы создание вспомогательных и специальных служб из женщин-добровольцев для замены мужчин на должностях «телеграфистов, телефонистов, автомобилистов, электротехников, топографов, чертежников, писарей, санитаров и т. п.» [РГВИА. Ф. 366. Оп. 1. Д. 90: 50].

Военное министерство сознавало необходимость привлечения женщин к ведению войны и стремилось к «разрешению вопроса о возможности применения способностей и сил русской женщины, получившей уже принципиальное признание всех ее прав» [Известия 1917 № 93]. Однако оно отвергло идею о создании особого органа, который занимался бы исключительно вопросами, касающимися военной женской службы. Вместо этого Керенский решил «учредить при Главном Управлении Генерального Штаба особую комиссию по исследованию всех возможностей и условий осуществления женской трудовой повинности по Военному ведомству». Комиссии по женской трудовой повинности, созданной в конце июня 1917 года под председательством активистки женского движения О. К. Нечаевой, главы Российского союза женских демократических организаций, было поручено определить, возможно и целесообразно ли привлекать женщин к трудовым обязанностям, связанных с военными нуждами. Все женские организации, в том числе союз, возглавляемый Нечаевой, должны были сотрудничать с комиссией [Там же].

Хотя Военное министерство санкционировало создание шести официальных женских подразделений в Петрограде и Москве, этого оказалось недостаточно, чтобы удовлетворить запросы многочисленных женщин, желавших участвовать в войне. В Военное министерство непрерывно поступали ходатайства от женщин, просивших зачислить их в ряды действующей армии. Женщины также являлись в Центральный исполнительный комитет формирования революционных батальонов при Ставке и требовали принять их добровольцами в женские военные части [РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 349: 31]. Военные власти сетовали, что не имеют «ни времени, ни возможности удовлетворить исчерпывающими ответами каждую доброволицу в отдельности» [РГВИА. Ф. 2000. Оп. 2. Д. 1557:51]. В результате генерал С. Н. Каменский предложил Военному министерству разместить в печати информацию о записи в женские батальоны. Соответственно, в конце июня в газетах появилось сообщение о том, что, согласно указаниям военного министра, разрешено формирование женских подразделений в Петрограде и Москве. Указывалось, что женщинам-добровольцам «следует обращаться в комитет Женского военного союза добровольцев, расположенный в Инженерном замке» [РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 349: 52; Женщины-добровольцы 1917: 3].

Сообщение в печати было слишком кратким и появилось слишком поздно. Весь июнь и июль российские военные власти по-прежнему получали многочисленные ходатайства от женщин, желавших участвовать в боевых действиях. Помимо писем и телеграмм, наводнявших Военное министерство, несколько женских делегаций из городов по всей России требовали у военного руководства расширить женское военное движение. В результате ГУГШ решило увеличить число женских воинских подразделений. 29 июля Отдел по устройству и службе войск ГУГШ одобрил формирование еще одной боевой пехотной части и семи команд связи [Там же: 114].

Расширяя число женских формирований, военная администрация ориентировалась на районы, в которых велась активная деятельность, инициированная отдельными гражданами и женскими организациями. Несколько женских подразделений были организованы в Киеве и Саратове по частной инициативе. Военные власти считали целесообразным использовать уже существовавшие формирования, а не создавать новые подразделения с нуля. 14 июля ГУГШ внесло в Военный совет предложение сформировать еще семь команд связи, пять в Киеве и две в Саратове. 20 июля Военный совет одобрил это предложение и выделил каждому подразделению 200 рублей из военного фонда на организационные расходы [Там же]. Екатеринодар также был назначен одним из центров для формирования официальных женских воинских частей. Как отмечалось ранее, Матрена Залесская сумела направить женскую энергию на военные нужды и организовала воинскую часть. Это подразделение, насчитывавшее почти 800 женщин с Кубани, в том числе казачек и кавказок, должно было стать базой для организации в Екатеринодаре официального женского пехотного батальона. ГУГШ считало желательным использовать этих женщин [РГВИА. Ф. 2000. Оп. 2. Д. 1557. Л. 100].

Впрочем, формирование этих дополнительных женских подразделений не положило конец стихийному женскому военному движению и появлению неофициальных женских подразделений в других частях страны. Военным властям также не удалось поставить эту деятельность под контроль ГУГШ. Существование независимых организаций чрезвычайно усложняло выработку последовательной политики относительно службы женщин в вооруженных силах. Свои опасения ГУГШ выразило в меморандуме, выпущенном 31 июля:

Между тем практика показывает, что наряду с этими формированиями и Организационным комитетом Женского военного союза, работающего в строго определенных границах и преследующего исключительно цель служения женщины в рядах армии, возникает и в Петрограде, и повсеместно в России целый ряд как различных формирований, так и организаций, носящих явочный характер, причем Военному ведомству совершенно остается неизвестным ни их политическая платформа, ни военная программа, ни источники комплектования и снабжения, ни штаты, по которым они формируются, ни состав инструкторов [Там же: 79].

Неофициальные женские подразделения создавали для властей проблемы не только административного характера. Они вызвали настоящую озабоченность у неустойчивого правительства, чья власть над вооруженными силами была в лучшем случае шаткой и во многом зависела от воли Петроградского совета. Правительство не приветствовало создание независимых вооруженных групп граждан, которые оно не могло непосредственно контролировать и чья благонадежность не внушала уверенности. Хотя местные женские подразделения выражали намерение сражаться исключительно с внешними врагами России, их лояльность нельзя было гарантировать. Правительство сомневалось в своем полном влиянии на женские подразделения. Не было известно, достаточно ли обучены они для выполнения боевых задач, что почти исключало возможность их эффективного использования в действующей армии. Более того, мысль о вооруженных женских отрядах внушала тревогу многим чиновникам-мужчинам. Поэтому ГУГШ распорядилось, чтобы все неофициально созданные организации или подчинились военным властям, или прекратили свое «безответственное и явочное существование» [Там же]. Женщины, желавшие создать новые воинские части из женщин-добровольцев, отныне были обязаны получить официальное согласие Военного министерства, прежде чем предпринимать какие-либо организационные меры. А главное – формирования, не получившие официального одобрения, не могли пользоваться поддержкой и ресурсами военной администрации [Там же].

Запретив любые несанкционированные женские военные формирования, ГУГШ тем не менее не собиралось отвергать помощь со стороны женщин. Вместо того чтобы распустить неофициальные женские подразделения и полностью пожертвовать их возможной пользой, ГУГШ решило подчинить существующие частные женские подразделения