Дениса, он бы, наверное, предпочел тебя восемнадцатилетнюю, – добавил Деготь.

– С ума сойти, ты научился делать настоящие комплименты!

Он сам себе удивлялся: внутри все размягчилось, злость отвалилась, как короста.

– По сравнению с твоими достижениями это пустяк. Я, как видишь, обеими руками зарабатываю на хлеб.

– Нормально для мужчины. Особенно если тебе доверяют такую тачку.

Они не спешили рассказывать о себе, расспрашивать обо всем, что случилось за пятнадцать лет. Никто из них не хотел, чтобы этот весомый срок был озвучен. По крайней мере начинать нужно с другого…

Утром они не спешили вставать с огромной постели. Татьяна встала на минуту, чтобы включить кофеварку и снова залезла под одеяло, коснувшись Дегтя всем телом от плеча до ступни. Он разглядывал развешанные на стенах черно-белые снимки в тонких рамках – городские пейзажи Москвы. Патриот родного города, Денис увидел столичную красоту по-новому. Без слов, но абсолютно точно ему объяснили, за что он обожает «белокаменную».

– Как ты навострилась?

– А ты как навострился с иномарками разбираться?

– Это чепуха. Другое дело – искусство.

– Тоже набор правил и приемов.

– Ни хрена. Ты – молодец. Правильно сделала, что не повесила здесь портретов. Под чужими взглядами засыпать не очень-то.

– Заниматься любовью тем более.

Кофе был готов, и Деготь сам принес на подносе две чашки. За окном громко лаяли доберманы, слышно было, как бурчит себе под нос и топает в своей комнате пробудившийся Илья. Но Татьяне с Денисом ничто не портило утра.

– Я как-то представил себе, что живу дома у богатой бабы. Ношу такой же халат, как у твоего брательника, пользуюсь всеми благами. Не знаю, на третий день бы я сбежал или на четвертый.

– Ты проживи здесь три дня, потом поговорим. Я ведь тоже не подарок.

Он уже спустился в гараж и приступил к работе, когда Сиверов заехал проверить, как идут дела. Заодно привез оборудование для газосварки.

– Список не слабый, – Деготь ткнул пальцем в листок с перечнем необходимых изменений. – В приборную панель мне еще не приходилось лазить.

– Сам не пойму, зачем было угонять тачку с эксклюзивным оформлением салона. Полно лишних проблем.

Багажник «Мерседеса» был под завязку забит новыми деталями, призванными изменить облик машины, начиная от колесных дисков и дверных рукояток и заканчивая новой пепельницей и спидометром. Деготь уже все вытащил, распаковал и аккуратно разложил.

– Шлифовать есть чем, сварка теперь тоже есть. Но мелочевка еще понадобится, моего чемоданчика с инструментами точно не хватит. Не проблема – сам сгоняю на рынок и затоварюсь.

– Еще пожелания есть?

– Я, конечно, все сделаю под заказ, хозяин-барин. Но, между нами, тачку все равно при большом желании опознают. Слишком много здесь характерных фишек, все не устранишь.

– Нам с тобой ездить на ней не придется, не наша это головная боль. Как устроился?

– Пока не жалуюсь.

Деготь не хотел говорить больше, чтоб не сглазить. Сейчас он был вполне доволен жизнью.

Глава 20

У одного из бывших партнеров Дегтя по пражскому ограблению дела обстояли совсем по-другому. Упомянув насчет серьезных проблем Марата Селиванова, генерал Потапчук выразился слишком мягко. Проблемы у Марата выросли до катастрофических размеров. Зато генерал слегка преувеличил в другом: местонахождение Серьги раскопали не до конца – с большой долей вероятности удалось выяснить лишь одно: он по-прежнему скрывается в родном городе.

Искали его слишком многие, чтобы он сумел просочиться незамеченным. Вся городская милиция и все харьковские криминальные группировки. Марата обвиняли в том, что он поднял руку на самое святое – на мента при исполнении служебных обязанностей.

Сам Серьга понял это в самый последний момент, когда тучи над ним уже сгустились. И сразу же постарался провалиться сквозь землю. Причем не один, а с родной дочерью в возрасте девяти лет.

Все началось с попытки ограбления лучшего в городе казино на Советской. Фальцет, под чьим началом находилась группировка, долгое время пытался поставить заведение под надзор своих ребят. Но ухватить кусок в центре города ему не позволили, оттеснили обратно на обочину – в район Салтовки, где он обретался уже больше десяти лет.

Взбешенный, Фальцет поклялся доказать, что под его «крышей» заведению было бы лучше, а теперешняя просто дырявая. Год с лишним он выжидал, демонстрируя покорность судьбе, а потом послал взять кассу трех своих ребят в вязаных масках.

Те начали за здравие: положили на пол двух охранников, приставили дуло к виску старшего менеджера, знающего код сейфа. А закончили почти за упокой. Проморгали, как тот же менеджер нажал «тревожную кнопку» и вызвал ментов.

От ментов удалось оторваться, стрельнув пару раз для острастки. Целили поверх голов, зная, какие последствия будут, если попадешь. Но младшему из троих не повезло – его пуля угодила в железобетонную перемычку над окном и срикошетила милиционеру в лопатку.

Как всегда в таких случаях машина заработала на полных оборотах, к делу привлекли большую часть личного состава городских органов. Досмотр транспорта ничего не дал, опрос свидетелей и потерпевших – тоже. Однако расследование рассматривало две версии: либо на казино наехали молодые, никому не подотчетные отморозки, либо люди Фальцета.

Последнего забрали в горотдел и начали прессовать. Он долго открещивался, доказывал, что его люди никогда не прошляпили бы вызов и тем более никогда не открыли бы огонь по блюстителям порядка. Ему демонстрировали запись, сделанную скрытыми камерами, – она указывала, что во всем остальном действия грабителей были вполне уверенными и профессиональными.

Фальцету пообещали большую зачистку на Салтовке и приличный срок лично для него. И он сломался – стал клясться, что никого не отправлял на дело. Просто понизил в статусе троих своих людей, и те решили доказать свою профпригодность.

Сразу было ясно, что двое из троих отделаются обычным сроком за вооруженный грабеж. Но с человека, ранившего милиционера, будет отдельный спрос. Ему уже никогда не выйти на свободу. Он может получить ту же самую статью, но едва он появится на зоне, как на него спустят всех двуногих собак.

Фальцет прекрасно это знал и решил уберечь от страшной участи того, кто нажимал