смотревшее в рот японцам, вывез из Тяньцзиня в Мукден бывшего императора Китая Генриха Пу И, верно рассчитав, что во главе Маньчжурии может удержаться только один человек — Пу И, и народ послушается его. Так оно и получилось.

Доихара подготовил убийство диктатора Чжана Цзолиня, устроив диверсию на Южно-Маньчжурской железной дороге, которая стала поводом, чтобы в Маньчжурию вошли японские войска…

В общем, много чего было на счету генерала Доихары, и все вызывало ныне у Осаки восторг.

Увидев гостя, Доихара приветственно приподнял над столом руку.

— Ну, говори, с чем пришел? Нераскрытые шпионы тебе по-прежнему не дают покоя? — Доихара обнажил в улыбке неровные желтоватые зубы, будто не знал, с чем же к нему может пожаловать начальник токийской контрразведки.

— Не дают, данна-сан. — Осаки улыбнулся ответно — широко, зубасто, подумал, что если Доихара со своей пастью тянет на полновесного людоеда, то Осаки пока еще может претендовать лишь на роль подручного, этакого человека на подхвате, ему еще учиться и учиться у Доихары.

— Что же ты сделал для того, чтобы поймать врагов Японии?

— Все, что было в моем арсенале, использовал, но, к сожалению, ни разу не вышел на след.

— Умная группа, толковый руководитель, качественная техника под руками, плюс немного везения, вот они что хотят, то и делают с тобой.

Осаки поежился: слова Доихары были неприятны для него. Он виновато опустил голову.

— Ладно, рассказывай, что намерен предпринять дальше?

— Ясно, что за передатчиком сидит не японец — кто-то из европейцев…

— Верно, — Доихара одобрительно наклонил голову.

— Сегодня, данна-сан, я поднял карточки всех европейцев, которые приехали к нам в последние годы, и дал их просеять аналитическому отделу…

— Результаты уже есть?

— Пока нет, но скоро, надеюсь, будут. — Осаки сделал полупоклон в сторону генерала. — Потом, что останется на дне сита, мы просеем снова. Посмотрим, что останется на дне, и займемся оставшимся…

— Верный ход, доктор Осаки. Держи меня в курсе.

— Обязательно, данна-сан.

— Но это еще не все.

Осаки согнулся вновь, всем своим видом показывая, что готов слушать глубокоуважаемого Доихару столько, сколько тот посчитает нужным, улыбка, плотно приклеенная к его лицу, расширилась.

— Готов выслушать любой ваш совет, данна-сан.

— В Германии фирма «Сименс» начала выпускать передвижные пеленгаторы. На автомобильном ходу. Это очень удобно. Я договорюсь с военным министром — нам надо купить две-три такие машины. Японии они всегда понадобятся, не только сегодня, — глубокомысленно произнес Доихара.

— Я буду очень признателен вам, данна-сан.

Доихара погладил ладонью одного льва, потом другого, бронзовые львы присмирели на столе и сделались ручными, глаз генерала, за бликами, размытыми на стеклах очков, не было видно, — произнес милостивым тоном:

— Можешь идти, полковник.

Осаки вышел из тяжелого мрачного здания на улицу, в душный влажный вечер — день кончился на удивление быстро, — обмахнулся платком, будто веером. В воздухе плавал аромат цветов, смешанный с духом бензиновой гари, автомобильного выхлопа и жженой вонью стершихся при торможении резиновых покрышек; казалось бы, горелая резина должна была забить все остальные запахи, съесть их, но аромат цветов растворил в себе и этот вонючий дух. Осаки подтянулся, проверил, все ли пуговицы застегнуты на мундире, ладно ли сидит на нем перевязь с саблей. Доихара поможет ему, и это очень важно.

Сделав знак водителю, чтобы тот следовал за ним, Осаки, обмахиваясь платком, неспешно двинулся вдоль тротуара, четко печатая шаг кожаными подошвами своих сапог, внимательно оглядывая лица идущих навстречу людей. Иностранцев среди них не было. Ни одного.

Лица же соотечественников ничего хорошего в себе не содержали, они заставляли настораживаться: хмурые, с тревогой, застывшей в глазах, недовольные, в лучшем случае — просто озабоченные, с плотно сжатыми губами… И — ни одной улыбки, ни одной доброй искорки во взгляде. Полковнику захотелось плюнуть себе под ноги — лица соотечественников ему не нравились.

Он сошел с узенькой дорожки, проложенной для велосипедистов, на проезжую часть, сделал знак шоферу; тот, одетый в песчаную форму с красными петлицами на воротнике — рядовой первого разряда, — поспешно надавил на педаль газа и подрулил к шефу. Осаки сел в машину.

— Куда едем, господин полковник? — спросил водитель.

Ехать на работу, в мрачный опостылевший кабинет не хотелось, появляться дома тоже не хотелось… Может, поехать в какой-нибудь малоприметный клуб или ресторан? Осаки неопределенно ткнул перед собой рукой — давай, мол, прямо, а дальше видно будет.

Водитель неспешно повел машину по ярко освещенной улице, засекая взглядом все происходящее справа, слева, сзади… Когда возишь начальника контрразведки, надо быть готовым ко всему: вдруг какой-нибудь громила с гранатой кинется на машину, или же беременная филиппинка ляжет под колеса, либо невесть откуда возникшие люди начнут швырять камни… И кто им только сообщает, что его патрон — начальник контрразведки?

А патрон был мрачен — совсем не в настроении, совсем — может, утром вместо дыни съел сапожную щетку? Или увидел в чашке с рисом большого вареного таракана? А чего хорошего может обещать вареный таракан крупному начальнику? Водитель ждал, что скажет шеф…

Тот в конце концов разлепил синеватые губы и произнес едва внятно:

— Поехали домой.

Водитель едва приметно вздохнул: он любил определенность.

Зорге заглянул в кабинет к военному атташе:

— Эйген, я виноват… Очень! И перед тобою виноват, и перед Хельмой, извини меня…

— Не понимаю, Рихард… В чем виноват?

— Давным-давно я обещал свозить вас с Хельмой в ресторан со второй главной кухней Японии — тэмпурой, но все дела, дела, дела… Фу! Даже вздохнуть некогда. В общем, так и не свозил, вруном оказался.

Отт сделал мягкий жест — был благодарен Рихарду за простую вещь: тот помнил о таких пустяках, как обещанный ресторан, хотя это было давным-давно, — покачал головой:

— Только, Рихард, одно непременное условие: ресторан за мой счет.

— Нет и нет, Эйген! Обещал-то я, значит, мне и нести крест по всей форме. Без скидок.

— Я тебе и без того благодарен за все, что ты делаешь для меня, Рихард. У тебя талант на все дела: ты умеешь анализировать факты, не поддающиеся анализу, и делать такие выводы, что Берлин только ахает, а потом облизывает пальчики от удовольствия, составлять документы точные и короткие настолько, что из них нельзя даже запятой выкинуть, не говоря о словах… Мне в Берлине сказали, что я иду в гору. Глядишь, так с твоей помощью и генералом стану,

— У меня, Эйген, очень легкая рука, ты точно станешь генералом. Что новенького из Германии?

Отт забарабанил пальцами по столу.

— Все старенькое, Рихард. Германия готовится к войне.

— Раз так считает фюрер, значит, так и должно быть. Ну а мы, верные