class="p1">Как-то раз после недели тяжелого труда мы разожгли большой костер на берегу реки недалеко от гостиницы и стали пить и танцевать. Там были разные рабочие – не только те, кто строил статую, но и всякий рабочий люд из города, плотники, сапожники, ройщики канав, закапывающие газовые трубы и роющие тоннели, резчики по камню, обвальщики, трактирщики, кабельщики, прокладывающие кабель для уличных фонарей, дети, работавшие на фабриках, женщины, выполнявшие мелкую работу, и женщины, которых снимали на ночь, мясники, пекари, хозяева опиумных притонов, мусорщики, дворники и конюхи – все трудяги собрались внизу, а над ними сиял огнями шумный город.

Думаю, все мы тогда понимали, что проект наш близится к концу, а о конце никто не хотел говорить. Никто не хотел думать, что будет дальше.

Мне хотелось танцевать с Дэвидом Ченом, но костер горел слишком ярко и нас окружало слишком много глаз, поэтому я танцевал с Эндорой. Хотя, возможно, со стороны все равно казалось, что я танцевал с мужчиной, потому что Эндора в то время повадилась носить мужские штаны и носила их постоянно. Но никто ничего не сказал; никто и не посмотрел в нашу сторону. Да и в тот вечер любой мог танцевать с любым. Однако я знал, что свои желания лучше держать при себе.

Я помню ее лицо в отблесках костра и во тьме. Когда я закружил ее на цыпочках, закружил быстро-быстро, она рассмеялась и хохотала так отчаянно, что я увидел то, чего раньше никогда не замечал: Эндора умела радоваться. До того вечера мне казалось, что она знала лишь испытания и умела стойко их переносить; даже ее лицо было жестким и сильным. Но в тот вечер, когда она танцевала, запрокинув голову и раскинув руки, а я держал ее за запястье, она чувствовала себя свободной. И в смехе, вырывавшемся у нее изо рта, звучал смех нескольких поколений ее предков.

Мы вчетвером – Дэвид, Джон Джозеф, Эндора и я – остались у костра, когда почти все остальные ушли. Так было у нас заведено. Мы любили сидеть в возникшей тиши и слушать, как речная вода впитывает наши тайны.

В ту ночь, когда прогорели последние тлеющие угли, к нам подошел хорошо одетый мужчина, который не был одним из нас. На нем был очень дорогой костюм, но он был пьян – не враждебен, не криклив и агрессивен, как большинство рабочих перед тем, как вырубиться или пойти на боковую. Просто пьян и неуклюж. Глаза его округлились и затуманились. Волосы торчали во все стороны. Смятый галстук развязался.

– Можно к вам присоединиться? – спросил он.

Не успели мы ответить, как он сел на ящик рядом с Эндорой.

– Меня зовут Фред, – ответил он на незаданный вопрос и прихлебнул из фляжки. – А вас?

– Дэнни, – ответила Эндора без всякого выражения в голосе, даже на него не глядя.

– Очень приятно, Дэнни, – продолжал он. – А ваших друзей?

Плечи Эндоры напряглись. Я воспринял это как знак и решил взять разговор на себя. – Сэр, вам нужна помощь? Вы кого-то ищете? Или что-то потеряли? – спросил я. Мужчина потупился.

– Да полно вам, – ответил он. – Я безобиден. Просто решил прогуляться. Вспомнил проект, над которым работал… в других краях.

– А где этот… проект? – спросил Джон Джозеф и оглядел незнакомца так, будто проект был у него с собой.

– В другом городе, – ответил мужчина. – Это фонтан. Но непростой. – Он наклонился к почти догоревшим углям; его глаза вспыхнули энтузиазмом. Он отдал флягу Эндоре, не глядя на нее, и та, будучи Эндорой, не смогла удержаться и отхлебнула без лишних вопросов, а потом передала флягу Дэвиду; тот, будучи Дэвидом, не притронулся к ее содержимому и молча передал ее Джону Джозефу. Мужчина же продолжал рассказывать свою историю, будто мы его для этого и позвали. Его речь путалась.

– Это был чугунный фонтан. Я построил его для Всемирной выставки[11]. И отдал им его бесплатно. Можете себе представить? – Он рассмеялся над своими словами. – Три чаши… – Он обрисовал их руками, показывая нам, как они выглядели. – Т р и чаши в руках у трех нереид…

– Нереид? – спросил я.

– Как бы это объяснить… морских нимф, – продолжал он. – На дне лежали ракушки. А воду изрыгали тестудины, – он, кажется, был собой доволен.

– Тестудины? – колючим тоном спросила Эндора.

– Tortues! – сказал он по-французски.

Все повернулись ко мне.

– Черепахи, – ответил я.

– Точно! Да, черепахи! – Он наклонился к нам и продолжил говорить, бурно жестикулируя. – Вода лилась из короны на самом верху. И переливалась из чаши в чашу, а чаши были подсвечены газовыми фонарями. Понимаете? Фонтан подсвечивался ночью! Как наша милая старушка-статуя. – Тут он шумно выпустил газы и рассмеялся заливистым смехом счастливого пьяницы или просто непосредственного человека.

Он торжественно завершил свою историю:

– Его назвали «фонтаном света и воды»!

Должен признать, это было красивое имя для фонтана. Нам всем так показалось.

– Фонтан был задуман как аллегория, понимаете? Аллегория… – Он, кажется, запутался в мыслях. Отклонился назад, потом выпрямился и склонился к нам, словно собирался поведать нам тайну. – На самом деле, все в мире – аллегория, – почти шепотом произнес он. – Вода. Свет. Газ. Все аллегория в современном городе, – сказал он и обвел рукой пространство.

– Тогда, может быть, тост? – предложил я и пустил фляжку по кругу. – За «фонтан света и воды», – произнес я. И добавил: – Меня зовут Кем. – Мне показалось, что между нами возникло нечто вроде доверия, и я почувствовал себя обязанным поделиться хотя бы своим именем.

Мы выпили, а потом его лицо снова погрустнело.

– Спасибо, друзья, – сказал он, – за вашу приятную компанию. Я потерял любимого человека. – С этими словами он встал и шаткой походкой направился в ночь.

В свете догорающего костра щеки Эндоры краснели, как яблочки. Она отсалютовала нам флягой.

– Посмотрите на нас. Ну что мы за компания! За следующую главу в нашей истории! – воскликнула она и пустила флягу по кругу. – Пусть однажды мы станем столь же великими, как наша статуя! – Она широко улыбнулась.

Дэвид забрал у нее флягу, ласково на нее посмотрел и помедлил, прежде чем передать ее Джону Джозефу.

– Зачем мы сюда приехали? – Он повернулся к Эндоре. – Зачем ты сюда приехала?

Эндора разглядывала пылинки в свете костра. Ее улыбка замерцала и померкла.

– За работой, – наконец сказала она и добавила: – За лучшей жизнью. – Она обхватила себя руками. Эти два ответа были сказкой, которую каждый иммигрант рассказывал себе на ночь.

Дэвид взглянул на меня. Мое сердце зачастило под его взглядом.

– А ты