Тот развел руками.

– В общем, обошли нас злейшие коллеги. Опередили. А если так дело пойдет и дальше, то в Солнечной системе нам вообще места не останется.

– Насколько я понимаю в этой заг-астронавтике, – сказал Полюс Фердинатович, – то ничего путного они все равно не смогут сделать для освоения тех мест, где побывают. Кто будет строить станции? Закладывать шахты? Сами заг-астронавты?

– Ну почему? Ты же сам говоришь про тектотонические организмы. Почему бы им не наштамповать таких организмов в промышленных масштабах и не забросить на тот же Марс? Пока мы туда долетим, они уже Лас-Вегас какой-нибудь там отстроят для туристов, в рулетку будут играть.

– Послушай, командир, – сказал Полюс Фердинатович, – а может, ты все преувеличиваешь? У стра… гм, неуверенности глаза велики.

– У страха глаза велики, – усмехнулся Мартынов. – Чего уж ты меня жалеешь. Поддался панике, думаешь? Дал слабину.

– Принцип Гейзенберга-Чандрасекара, – сказал Паганель. – Подразумевает, что чем больше выигрываешь в расстоянии, тем больше проигрываешь в точности. Для того чтобы оказаться в точке, близкой к Марсу, им придется предпринять несколько корректирующих прыжков.

– О! Слушай глас железного разума! – Гансовский поднял трубочку. – Где моя логарифмическая линейка? А, вот… сейчас прикину. – Полюс Фердинатович задвинул ползунком.

– А если им удалось решить эту проблему? – охладил пыл академика командир. – Они ведь не случайно тянули с запуском. Направить загоризонтный корабль к Марсу они могли и год назад и именно так, как вы думаете – несколькими уточняющими прыжками. Но они отправили его только сейчас. Да и последнее это дело – возлагать надежды на то, что соперник окажется хуже, чем ты о нем думаешь. Заведомо проигрышная позиция. Недостойная ни советского космиста, ни советского ученого, ни даже советского робота.

– Да, ты в чем-то прав, – неохотно признал Гансовский и отложил линейку. – К тому же мы не можем учесть поправки воздействия некрополя на физическую реальность. Если поле коммунизма позволяет преодолевать ограничения естественно-научных законов, то почему бы и некрополю не действовать точно так же…

Вернувшись к себе, Мартынов сел на койку и смотрел, как на экране планшета сменяются изображения страниц последних номеров «Науки и жизни». Словно бы по иронии высвечивалась обширная дискуссия академиков Антипина, чья фамилия была окантована черной рамкой, и Казанского о первоочередных задачах советской науки. Покойный академик Антипин приводил известные слова Циолковского о том, что человечество должно выйти из колыбели Земли, ведь негоже всю жизнь проводить в уютной люльке, а Казанский возражал, что Циолковский хотя и корифей, но есть не меньшие корифеи в науке, такие, например, как Вернадский, чья идея ноосферы как раз и предполагает превращение земной колыбели в уютно обставленный дом. Самое главное все равно остается на Земле, утверждал Казанский.

Во всей этой истории имелся еще один аспект, который Мартынов как командир должен учитывать. А именно – моральное состояние экипажа. Одно дело, когда команда отважных первопроходцев отправляется в дальний и сложный путь, преодолевает на пределе возможностей встающие перед ними препятствия, борется, сражается, побеждает. И совсем другое, когда оказывается, что их цель – больше никакая не цель, а всего лишь рубеж, покоренный вовсе не ими. Да, можно утешать себя мыслями о том, что не так важно, кто первый, а важно – кто больше извлечет знаний из далекой и загадочной планеты, но все же, все же, все же…

Первым был Гагарин, полетев в космос. Первым был Леонов, выйдя в открытый космос. Первым был Пацай, ступив на поверхность Луны. А вот они, экипаж «Красного космоса», стать первыми не успевают. Вернее, они, конечно же, в чем-то ими будут – первыми совершат длительную экспедицию по поверхности Марса, первыми, возможно, обнаружат следы древней цивилизации, первыми откроют какую-нибудь марсианскую бактерию, но в главном смысле первыми они никогда не станут.

А что, если Паганель все же прав? И загоризонтный корабль так и не сможет точно навестись на Марс? Подленькая мыслишка, конечно, недостойная какая-то. Но все же, а?

И словно бы в ответ вновь включился интерком:

– Борис Сергеевич, по официальным каналам пришло сообщение… – Гор сделал паузу.

– Говори, – потребовал Мартынов, хотя уже догадался, о чем сообщение.

– Загоризонтный корабль «Шрам» вышел на орбиту Марса.

Зоя раскрыла бортовой журнал и записала привязанной к нему бечевкой ручкой – многолетняя космическая традиция, еще с тех времен, когда на космических кораблях царила невесомость: «32-й день полета. На вахту заступили штурман Гор и второй пилот Громовая. Все системы корабля работают в штатном режиме». Она задумалась – что еще добавить? Горизонт до самого Марса чист, как любил приписывать Биленкин? Зоя посмотрела на экран противометеоритного радиопрожектора – горизонт действительно чист. Не до Марса, конечно, но до того предела, на который добивала мощность радиоизлучателей. «Низкий уровень метеоритной угрозы», – пошла Зоя на компромисс, заменив шуточку маленького пилота традиционным вахтенным канцеляризмом.

Хотелось еще кое-что дописать. Например, что опередивший их на пути к Марсу загоризонтный корабль американцев со времени своего выхода на орбиту Красной планеты так и не подает признаков жизни.

– Аркадий Владимирович, как вы думаете, почему они там застряли? – Зоя прикусила обгрызенный кончик ручки.

Гор сидел в кресле с неизменной трубочкой в зубах и листал какую-то толстую книгу, чья обложка скрывалась под оберткой из газеты. С этой книгой Аркадий Владимирович всегда являлся на вахту и в процессе дежурства неторопливо перелистывал. Что это за книга, никто в экипаже точно не знал, так как Гор никому ее в руки не давал. Биленкин на полном серьезе утверждал, что это сборник самых жутких космических заклятий, которые под страшным покровом тайны выдаются каждому дипломированному штурману для обеспечения успеха полета ведомого ими корабля.

– Вы, Зоя, на сегодня десятая, – сказал Аркадий Владимирович.

– Что – десятая? – не поняла Зоя.

– Десятая, кто задает мне этот вопрос.

– У нас в экипаже семь человек, – сказала Зоя.

– Вы забыли вашего Паганеля, а еще два раза я спросил себя сам, – усмехнулся штурман.

– Но ведь у вас все равно есть гипотезы, предположения, догадки, – не сдавалась Зоя. – Может, у них двигатель сломался? Или столкнулись с шальным метеоритом?

– Все может быть, – философски заметил Гор. – Особенно когда делаешь в спешке, только бы опередить соперника.

– Паганель предполагает, что они могли найти на орбите нечто более интересное, чем марсианские каналы.

Аркадий Владимирович перелистал пару страниц:

– И что же может быть интереснее марсианских каналов?