Ника появилась минут через сорок, принесла апельсины — витамин С. Поболтали с Варькой, попили чаю, потом Варька ушла, оставила их вдвоем.

— Ты, Кать, правда как-то сегодня не очень… — сказала Ника, оглядывая ее с беспокойством. — Тебе бы, наверно, лечь?

— Нет, я ничего. Давай рассказывай.

И Ника рассказала. Она поговорила с Андреем, и он ей все объяснил.

— Там понимаешь, какая история, — Ника торопилась и явно нервничала, — мать ушла от отца, когда Андрею было лет восемь, что ли… Понимаешь, просто взяла — и ушла, новая семья, новая жизнь и все такое. Мужская такая модель. Андрея отец вырастил, не женился, чтоб его дополнительно не травмировать. Всегда вдвоем, все только для сына. Понимаешь?

— Понимаю, — кивнула Катя. — А при чем здесь Катынь?

— А вот при чем. Очень просто все. Мирка угадала — он этого Сопруненко родственник! Племянник. Тот Сопруненко, ну который энкавэдэшник, — брат Андреева отца, старший брат, очень намного старше, как-то всю жизнь его поддерживал, очень помогал. Андрей говорит, для отца это катынское дело — нож острый, красная тряпка. Именно катынское почему-то. Позор, говорит, на всю нашу семью на эн поколений вперед. Отцу, как ты понимаешь, сто лет в обед. И потом, он вообще больной. Первый инсульт лет десять назад был, если не больше.

Кате сделалось ужасно неуютно.

— И что, Ник? Он тебя убедил, да? Если так рассуждать, то и Нюрнберг совершенно ни к чему. У всех, знаешь, родители, дети.

— Какая ты, Кать! — Ника резко вскочила с дивана. — Ничего он меня не убедил! Наоборот… наоборот, я его убедила. Он сказал, что больше не будет писать, если для меня это так важно.

— Боже мой, — пробормотала Катя, — какой-то детский сад. Ты что, не понимаешь, что человек или способен такое написать, или не способен? Одно из двух.

Ника отвернулась и какое-то время молча смотрела в окно. Потом, все так же не глядя на Катю, сказала:

— Очень мне с ним здорово. Понимаешь? Как никогда и ни с кем. Самое странное, что с ним тоже так раньше не было. Не знаю, в чем тут дело. Гормоны, должно быть. Но сейчас… что-то невероятное, передать тебе не могу. А Илья на меня уже сто лет внимания не обращал…

Ну что тут скажешь? Катя вздохнула и развела руками.

— Ладно, Ник… Что я тут, в самом деле… что я тебя воспитываю? Твое дело, в конце концов. — И вдруг добавила неожиданно для себя самой: — Я вот что… Мне бы нужно с ним встретиться.

— С кем? С Андреем?

— Да.

— Это еще зачем?

— Спросить хочу, что он делал той ночью возле сарайчика, где Гарик…

— Ты что, хочешь сказать… Погоди, ты что, думаешь, это мог быть он?

— Я пока ничего не хочу сказать. Я хочу спросить. Понимаешь? Спросить! Он мог что-нибудь видеть. Потому что — он там был, это факт.

— Кать, послушай… — с запинкой проговорила Ника, голос звучал почти жалобно. — А может, там и не было ничего? Может, правда несчастный случай?

— Может, и не было. Кто же лучше меня понимает, что все мое здание воздвигнуто на песке? И все-таки, все-таки… Все-таки поговорить с ним нужно.

Весь этот разговор привел Катю в какое-то странное состояние. Опять какие-то нервы и колышки. Ей хотелось немедленно что-нибудь сделать: то ли вскочить и побежать куда-то, то ли схватить Нику и хорошенько встряхнуть. Тормоза какие-то грозили отказать.

— Меня вчера машина сбила, — глядя на Нику в упор, тихо сообщила она.

— Что-о? То есть как?

— Вот так.

— Как это? Где?

— Тут, недалеко, в двух шагах, на бульварчике.

— А как же ты?..

— Да ничего… Мне повезло — я там в яму одну провалилась. — Катя подумала и откинула со лба волосы. — Вот.

Ника, разинув рот, смотрела на шишку.

— Коленки разбила, ногу разодрала — и все. Жутко повезло. Так что вот. Может, конечно, тоже несчастный случай…

— Господи-Господи-Господи… — забормотала Ника. — Что же это такое делается? Возьмешь у меня телефон или хочешь, чтобы я за тебя договорилась?

— Договорись сама, ладно? — попросила Катя. — Скажем, на послезавтра, если получится.

Тут у нее был свой расчет. Не было никаких гарантий, что Андрей согласится отвечать на ее вопросы. То есть встретиться-то он, скорее всего, согласился бы в любом случае. Так ей, по крайней мере, казалось. А вот дальше… И с ее-то стороны это ведь был очередной поиск того — не знаю чего. Никакого конкретного плана. Словом, Кате нужно было его добровольное сотрудничество, и что-то подсказывало ей, что проще всего этого добиться через Нику. Если Ника попросит его поговорить, ему будет сложно отказаться. Захочет проявить себя с лучшей стороны. Катя, во всяком случае, на это надеялась.

Ни Грише, ни Варьке о наезде рассказывать не стала.

Он не нравился ей с самого начала. Чистая правда — еще до дачи, до всех этих разговоров. Еще тогда, когда прибился к их компании сто лет назад. А почему — неизвестно. Ничего в нем особенно плохого вроде бы не было. Ну например, не понравился энтузиазм, с которым он призывал их вести себя благородно. Самому-то ему, в общем, ничего не грозило. Глядя отсюда, она бы сказала, что это смахивает на провокацию, но тогда ничего подобного ей в голову не приходило — просто не понравилось, что лезет, и все.

Не нравился тогда, не понравился и на этот раз. Впрочем, теперь, конечно, уже не скажешь, откуда что идет. Какая уж тут непосредственная реакция — после этой его статейки. Катя старалась не подавать виду.

Встретились в кафе на Никитском бульваре, днем. Катя пока была не готова выходить из дома вечером. По дороге ей пришло в голову, что с момента получения анонимки она была в кафе и ресторанах больше, чем в иные полгода. Андрей помахал ей рукой из-за столика — высоченный, бородатый, даже сидя за столиком, выглядел огромным.

Очередной кофе, очередной обмен репликами насчет быстротечности времени: «давно все это было… когда мы с тобой последний