раз виделись?.. неужели тогда, у Васи на даче?.. неужели с тех пор — ни разу?..». Тут Катя решила, что пора приступать.

— Андрей, а кстати о даче, о том вечере? Я хотела тебя спросить… Пожалуйста, не удивляйся. Я понимаю, это может показаться странным… Все равно… — Господи, как же я мямлю! — Скажи, пожалуйста, что ты делал той ночью в саду?

— Хм… До ветру ходил, извини за прямоту. А что такое?

Разумеется. Даже это «до ветру» почему-то мерещилось Кате заранее.

— Ничего особенного. Сейчас… А скажи, пожалуйста, ты там кого-нибудь видел?

Андрей вытащил из кармана пиджака трубку. Точно, он всегда курил трубку, Катя и забыла. Вытащил пакетик с табаком, стал набивать.

— Давай уточним. Там — это где?

— В саду, ночью, — она секунду подумала и добавила: — У сарайчика, где Гарик спал.

Трубка раскурилась. Андрей вынул ее изо рта и посмотрел на Катю с любопытством.

— У сарайчика, в сарайчике… Видел. Хотел бы я знать, твой-то какой тут интерес?

— В сарайчике? Ты к нему заходил?

— С чего бы? К мужикам, знаешь ли, равнодушен.

— Ты же сам сказал: «в сарайчике».

— Через окно. И опять же — если ты чего подумала, подглядыванием тоже не увлекаюсь, просто очень уж она выглядела странно.

— Кто?

— Маша ее, по-моему, звать. Такая… чудноватая. Полная такая… В общем, так. Вышел, ночью. Стою у дерева… сама понимаешь. Потом решил пройтись туда-сюда, два шага буквально, башку чуть-чуть проветрить, хмель разогнать, выпили-то как следует. Вдруг вижу — кто-то стоит. Почему она меня не заметила — не спрашивай. Видимо, совсем не до того было. Ну и я, с другой стороны, особо не шумел. Сначала я ее со спины видел, а потом она повернулась слегка… вполоборота примерно. Тут я понял, кто это. Смотрю — а она в пальто на голое тело, пальто распахнулось… И стоит неподвижно, на одном месте, а холодно… Лица толком не разглядишь, но мне показалось — вид какой-то безумный, что-то такое… малонормальное. Бормочет что-то. И тут она раз — и прямо в сарай. Ага, думаю. А что ж это я между ними ничего не заметил? Ну то есть совсем ничего! А меня этот Гарик сильно интересовал вообще-то, — неожиданно добавил он.

— Да? А что так?

Андрей отмахнулся:

— Неважно. И тут вдруг еще одна появляется, маленькая такая блондиночка — та, что к нему вечером приезжала. Лена, да? Налетела на меня с разбегу: «Вы не знаете, где Игорь?» Я показал. Она заглянула в окно, и я за ней следом тоже, а там как-то странно. Сидит на кровати, голову опустила, руки свесила между коленями — и сидит. Пальто распахнулось, грудь голая. А с его стороны — никакого движения. И Лена эта стоит и смотрит. Я подумал: надо бы ее увести. И увел.

Все сходилось с Леночкиным рассказом. Отсюда, видимо, следовало, что Леночку, по крайней мере, можно исключить из числа, так сказать, подозреваемых. «Так сказать», потому что без «так сказать» — это когда точно знаешь, что преступление имело место. Да, можно исключить… если, конечно, она не выбралась со своей терраски и не сходила к сарайчику еще раз… Но это вряд ли. Слишком мало времени оставалось до утра. К тому же несколько человек она разбудила своим приездом — где гарантия, что они заснули опять? Нет, слишком рискованно.

Андрей курил трубку и молча смотрел на нее, ждал продолжения. Он-то как раз запросто мог заскочить в сарайчик до появления Маши. Постучался, сказал: извини, можно к тебе, на два слова?.. И что? Подошел к печке, на глазах у Гарика закрыл заслонку? А Гарик сидел себе и смотрел, как он это делает? Тут не хватало какого-то компонента. Сейчас бы поймать его на чем-нибудь, на какой-нибудь неточности, несовпадении… Вот была бы красота! Но — ни малейшей надежды. Как же это делается-то, черт побери?

— Так почему все-таки Гарик тебя интересовал? — спросила Катя.

Показалось, что он не хочет отвечать, или правда?

— Как тебе сказать… — пробормотал он в конце концов. — Характер такой странный… Вроде такой смелый, принципиальный. Василий ваш ему больше других доверял. А с другой стороны, что-то такое шаткое, непрочное совсем, немужское… эмоций, что ли, слишком много… романтик такой… романтический герой. Не Остап — Андрий. Но вообще-то аут бене, аут нихиль[5], конечно.

— Когда ж ты успел его так хорошо узнать? Весной пятого курса? Мы же общались-то всего ничего!

— Успел…

Он задумался и замурлыкал что-то себе под нос. Катя прислушалась. Песнь Сольвейг. «И ты ко мне верне-ошься, мне сердце говорит…» Про Нику, что ли?

— Успел, да… — повторил он. — Я вас всех хорошо помню. То есть не вас, а нас. Смешные такие, молоденькие… Перепуганные до смерти.

— А ты, конечно, ничего не боялся, — огрызнулась Катя и тут же сообразила, что он сказал: «нас».

— Ну почему же? Боялся, конечно. Просто я к той истории прямого отношения не имел. Странная, между прочим, история… Вот скажи, Кать, ты никогда не задумывалась, почему все так обернулось?

— Что именно?

— Ну высылка эта… и что всё замяли. Собрание это несостоявшееся.

— Как же, конечно, задумывалась.

— Ну и?

Катя пожала плечами.

— А что — ну? У дьявола своя логика, я не специалист.

— То есть прямо-таки никаких предположений? Ни одного?

— А у тебя есть, что ли?

Он широко улыбнулся, глядя на Катю в упор, и покачал головой.

— У меня-то? Да нет, откуда?

Катя вдруг подумала: что за бред! Что они такое обсуждают? Другой век на дворе, другая жизнь, другая планета. Какое все это имеет значение, спустя столько лет? Но ведь он пытается мне что-то сказать? Или просто заговаривает зубы?

— Только одно… — Андрей попыхивал трубкой, по-прежнему пристально глядя на Катю. — Если черт кому-то и ворожит, то очень часто чьими-то руками.

Катя вдруг ужасно разозлилась. Какая-то гадость из прошлого подползала и засовывала щупальца за шиворот, холодная медуза.

— То есть ты хочешь сказать, что у Васи были заступники в Комитете госбезопасности? Так? Давай называть вещи своими именами. Хотя