Домой женщины вернулись измождёнными, не способные толком похвастаться или пожаловаться на результаты поисков. Вера быстро уснула под боком брата, а Мария огорчённо укуталась во все два одеяла.

Серёжа проснулся уже после своей сестры, которая довольно громко шуршала в корзинах в поисках чего-нибудь съестного. Он редко видел её лицо, которое ничего не выражало, – и ещё реже улыбку, – но сейчас девочка выглядела более здоровой, и её лоб украшали маленькие игривые морщинки активных раздумий.

– Есть что-нибудь интересное? – спросил он, опустившись на пол рядом с сестрой.

– Нету, – тихо ответила девочка. Она показала пальцем на маму и приложила к губам. «Тихо».

Серёжа посмотрел на Марию. Её лицо успокаивало его, даже радовало. Ему показалось, словно она была чуточку счастливее, чем обычно.

– Так вот же банка с квашенной капустой. Почему ты её отложила?

– Не хочу…

– Почему?!

– Она не вкусная… – Если бы подобная отговорка работала в кадетском училище, Серёжа бы давно отказался от спартанской пищи.

– Ну, другого выбора у тебя нет. – Парень открыл банку и принюхался. Эта партия действительно имела какой-то специфический запашок, но он уже имел опыт и умения, что пара ломтей хлеба зачастую перебивали многие отвратительные на вкус блюда. – Может быть зайду сегодня к Бражнику, попрошу его снова нас снабдить.

– Нет! Не надо! – Вера чуть ли не закричала на брата. От удивления он едва не выронил банку.

– Что?.. Что такое? Почему?

– Я… Я не верю ему…

– Почему? – повторил парень.

– Он… странный.

– Он просто деревенский. Ты не привыкла к таким людям, вот и находишь их странными. – Серёжа улыбнулся. Он припоминал, как сам когда-то был таким пугливым, но Григорий быстро позаботился, чтобы его сын, и тем более первенец, не «хвастался» ветром в голове.

Девочка не нашла что ответить брату. В насущных делах он был в разы умнее её, но… но она что-то чувствовала к Бражнику, и по большей части это напоминало страх, прямо как тогда, когда ночью ветви деревьев перекрывали свет уличных фонарей, окуная её комнату в кромешную тьму. Вера была на «ты» со страхом.

– Я… просто… Не надо, пожалуйста.

Её брат ничего не ответил. Пусть его молчание будет ответом, положительным, если того захочет девочка. Он и сам не хотел частить со встречами с Бражником, учитывая, к чему это привело его отца, но при определённых обстоятельствах другого выхода не будет.

Серёжа поднялся с пола и начал собираться наружу. Всё равно там было куда лучше и спокойней, чем в тесной и душной избе.

– Ты куда? – спросила девочка, прекрасно зная ответ.

– Наружу.

– Но что ты будешь делать?..

– П… – он осёкся. Что действительно он собирается делать снаружи? Он не собирался идти искать отца или гулять на голодный желудок; даже не мысли пойти к Бражнику за провизией вынуждали его уходить. Ему просто не хотелось оставаться один на один со своей извечно грустной и апатичной маленькой сестрой. – Дела.

Он уже собрался и вышел в сени. Девочка не спешила останавливать его, и не продолжала спрашивать. Похоже, ему удастся сбежать, ограничившись малой кровью. На мгновение он представил себе отца, который также любил убегать от ответственности, туда, где ему было проще. Возможно, без Серёжи Вере и Марии тоже станет легче.

– Если найдёшь папу, скажи ему, что мы скучаем, – бросила девочка в спину.

Стоило юноше открыть наружную дверь, как на входе он увидел человека. От удивления Серёжу передёрнуло внутри, и во второй раз, когда он узнал утреннего гостя.

– Привет, сынок…

Григорий медленно вошёл в сени, осторожно обойдя сына, боясь случайно столкнуться с ним. Выглядел он далеко не здоровым: весь бледный, с слегка землистым отливом в лице, словно последние дни пролежал в земле. Осунувшееся лицо, сгорбленная спина, мешки под глазами и едва живая поступь – настоящее умертвие.

– Привет, дочка… – прозвучал его голос, когда он вошёл в комнату. Дальше тело рухнуло на кровать и пыталось отдышаться.

Серёжа вернулся назад, посмотреть на то, во что превратился его отец. Мужчина развалился на кровати и закрыл глаза. Если бы дети не увидели его на ногах пару секунд назад, то могли бы подумать, что это труп. Возможно, аналогичная мысль посетит и Марию, и, проснувшись, она будет очень сильно удивлена и напугана. Серёжа и Вера смотрели на Григория, пока тот не уснул. Картина повисла в безмолвии, а юноша вышел из избы.

Теперь ему ещё сильнее хотелось оказаться как можно дальше от дома, где была его семья. Возможно, в ближайшие часы отец умрёт, – последние дни его «весёлой» жизни возымеют эффекта, и будут ярким показателем того, что заслужил подобный человек за свою короткую и жалкую жизнь. Будет лучше, если Серёжа в этот момент не окажется в первых рядах. Выйдя на улицу, он прошёл мимо знакомых изб, представляя, как будет поступать, когда Григория не станет.

– Впервые вижу у тебя на лице улыбку, – неожиданно прозвучал голос Борьки.

– Чёрт возьми! – испуганно вскрикнул Серёжа. Его уже третий раз за это утро напугали, он совсем расслабился и потерял всякую осторожность. – Тебе бы колокольчик на шею повесить!

– О чём думал?

– Ни о чём.

– «Ни о чём» бывает таким весёлым?

– Борька!.. завались.

Парень только заулыбался. Грубость он привык воспринимать игриво, как и постоянные гонения, оскорбления или удары. Но то, что выдавливал из себя Серёжа, пытаясь казаться крутым и смелым, было крайне комично. В этот момент молодой кадет представлял, как наконец-то справляет день рождения Веры, в кругу семьи, где все улыбаются и наслаждаются праздником. Он почти поверил, что находился со всеми за общим столом, пока не появился Борька.

– Если я завалюсь, то ты останешься один. – Какие-то новые нотки стали проглядываться в его голосе, словно это уже был не тот парень, которого знал Серёжа. – Тебе не с кем будет говорить, и тебе будет очень плохо.

– Ты… – Беглов-младший сразу узнал это обращение, эти ехидные нотки в голосе. – Какого хрена ты начал говорить как Бражник?!

– Просто так, но признай – я прав.

– Признаю, если ты