и концерты по всему миру, расписанные на год вперед. Мы с Эльфи сидели на полу в ванной, она безутешно рыдала, а я пыталась ее успокоить и уговорить выйти к гостям. Праздничный стол уже был накрыт, собралась вся родня с папиной стороны. Ждали только нас с Эльфи. В столовой зажгли свечи, мама запекла индейку, все было готово к празднованию рождения мессии, в которого я тогда еще верила. Эльфи твердила, что она не сможет. Просто не сможет. Чего ты не сможешь? – спросила я. Вынести эту видимость радости, этот вымученный энтузиазм. Этот спектакль. Если Иисус действительно умер, прибитый гвоздями к кресту, чтобы спасти человечество и искупить наши грехи, нам бы следовало выражать благодарность не одним праздничным ужином раз в году, в разгаре зимы, верно? Она хотела меня рассмешить, хотела, чтобы я помогла ей принять отчаянные меры: открыть окно в ванной и вытолкать ее наружу, на волю. Давай просто встретим Рождество вдвоем, в пустой бильярдной, сказала она. Я умоляла ее вытереть слезы, умыться холодной водой и все-таки выйти к столу. Я говорила, что все ее ждут. Она отвечала, что ей все равно. Она просто не выдержит. Иди и скажи им, что я не приду. Я ей сказала, что так нельзя. Сегодня же Рождество! Она рассмеялась, потом снова расплакалась, сказала, что я ужасно смешная, но – нет, она не сядет за стол.

Я продолжала ее умолять. Ну пожалуйста, Эльфи. Я тебя очень прошу, перестань плакать, умойся, накрась губы своей новой красной помадой, и пойдем за стол. Мама тихонько постучала в дверь. Девчонки, вы тут? У нас все готово, мы ждем только вас. Эльфи принялась биться головой о стену, и мне стало страшно. Не надо, прошептала я, но она как будто меня и не слышала. Девчонки? – встревожилась мама за дверью. Что у вас происходит? У вас все в порядке? Я сказала, что да, все в порядке, сейчас мы придем. Я схватила Эльфи за шею борцовским захватом. Она попыталась вырваться, но я держала крепко. Мне хотелось, чтобы сестра перестала биться головой о кафель и села с нами за праздничный стол. Хотелось, чтобы ее зеленые глаза лучились счастьем, когда она будет рассказывать уморительные истории – пересыпая рассказ итальянскими или французскими словечками – о большом городе и концертных залах, обо всем изысканном и утонченном. Мне хотелось, чтобы наши младшие двоюродные и троюродные сестренки смотрели на нее с неприкрытой завистью и восхищением. Хотелось, чтобы она обняла меня за плечи у всех на виду. Чтобы она проявила себя во всем блеске своего острого, как бритва, пьянящего «я», а я бы сидела рядом с ней и вбирала в себя излучаемый ею жар, энергию бесстрашного лидера, девушки, легко идущей по жизни, моей старшей сестры.

Я дождалась, когда мама уйдет. Я по-прежнему держала Эльфи за шею. Она брыкалась и рычала, как зверь. Я сказала, что покончу с собой, если она не выйдет к столу. Она перестала рычать и нахмурилась, глядя на меня так, словно мы были актрисами и выступали на сцене, а я перепутала реплики и испортила все представление.

Однажды у папы родился план продавать сервировочные салфетки в придорожные рестораны. Он сам придумал дизайн, собрал материал, нарисовал все картинки и заказал печать нескольких тысяч таких салфеток. Это были просветительские салфетки с интересными фактами об истории Канады, которые посетители ресторанов изучали бы за обедом, поглощая не только денверские сэндвичи, но и полезные знания. Факты были представлены в виде коротеньких комиксов, с веселыми шутками и загадками. Предполагалось, что они понравятся и детям, и взрослым. Занимательный элемент очень важен, и все же эти салфетки предназначались не для развлечения, а для просвещения невежественных и безразличных, по мнению папы, сограждан. Что может быть интереснее истории родной страны? – вопрошал он. Ему было больно смотреть, как его соотечественники-канадцы проезжают, не снижая скорости, мимо исторических памятников, не знают законов страны, проваливают тесты на гражданство и путают слова национального гимна на хоккейных матчах. А ведь у нас богатейшая история, говорил он.

И вот как-то зимой, между Рождеством и Новым годом, папа поехал в Оттаву, чтобы заняться исследованием в государственных архивах и посетить похороны Лестера Пирсона. Ему было тридцать семь лет, он был скромным учителем в начальной школе в маленьком городке посреди диких прерий. Он стоял на холоде у здания законодательного собрания вместе с тысячами других людей, пришедших отдать дань уважения покойному политику. Слово за слово, у него завязалась беседа с человеком, стоявшим рядом. В итоге тот пригласил папу к себе домой на новогоднюю вечеринку, и это была первая в папиной жизни новогодняя вечеринка. Дом, куда его пригласили, оказался роскошным, рассказывал папа. В роскошном квартале под названием Глиб. Папа был тронут добротой незнакомца. Позже, когда он вернулся домой и рассказал нам об этом, мы все притихли. Помню, как я боялась, что папа заплачет. Из той истории я поняла, что папа потерял своего кумира и что ему был нужен друг. Он всегда верил, что однажды ему посчастливится познакомиться лично с его героем, Лестером Пирсоном, и что у них будет возможность поговорить о Канаде. Мама спросила, пил ли он шампанское на вечеринке, и папа сказал: Нет, Лотти. Конечно, нет. Мне тогда было лет семь или восемь. Благоговейно затаив дыхание, мы с мамой и Эльфи слушали, как папа рассказывал нам о похоронах видного государственного деятеля и новогодней вечеринке, случившейся в тот же вечер. Однако я чувствовала некое беспокойство, источник которого был тогда для меня непонятен. Я никогда раньше не видела, чтобы папа плакал, да он и не плакал на самом деле, но мне было ясно, что ему хочется плакать, и именно это воспоминание всегда приходит мне в голову в первую очередь.

В то лето, когда мне исполнилось девять, папа спросил, не хочу ли я прокатиться с ним по придорожным закусочным Манитобы и Онтарио, пока он будет пытаться продать свои сервировочные салфетки. Я с радостью согласилась, и мы с папой отправились в путь. Помню, что в той поездке у меня была лишь одна смена одежды: оранжевая махровая футболка, шорты из обрезанных джинсов и кроссовки «Норт Стар». Я взяла с собой стопку книжек из серии «Великолепная пятерка». Ни разу за всю поездку я не чистила зубы и ела только оладьи и шоколадные батончики. На ночлег мы с отцом останавливались в дешевых мотелях, я допоздна смотрела телевизор и сосала кубики льда, пока папа храпел на