Художники, создававшие эти образы, учились ремеслу в константинопольских мастерских, говорили по-гречески, но при этом хотели чувствовать себя частью большого Рима, который сам был наследником славы Перикловых Афин и космополитизма эллинистического мира. Кроме того, они были знакомы и с другими изобразительными традициями: находили наслаждение в природе и черпали творческое вдохновение в образах персидского и арабского востока. Империя Сасанидов стала последним вздохом Древней Персии, на протяжении четырех веков являвшейся самым грозным соперником Римской Византии. Правители Сасанидов видели себя наследниками древней иранской культуры, уходящей корнями к династии Ахеменидов и временам Персеполиса. В столице царства Сасанидов Ктесифоне, к югу от Багдада, богатство Персидской империи нашло выражение в царском дворце Таки-Кисра, построенном в VI веке для Хосрова I и ставшем предметом зависти для правителей последующих столетий. Тронный зал Хосрова в Ктесифоне, расположенный под гигантской кирпичной аркой, был украшен цветными мраморными панно и мозаиками, не менее пышными, чем в византийских церквах и дворцах.

Начиная с царствования Шапура II в IV веке на сасанидских столовых блюдах стали изображать сцены царской охоты, где царь представлялся в образе воина. Сасанидам действительно было чем гордиться, ведь они разбили римлян в битве при Эдессе в 260 году (через несколько лет после того, как разрушили город Дура-Европос) и взяли в плен императора Валериана. Изображения на их серебряных блюдах ясно свидетельствуют о том, что они заимствованы из римских мастерских: танцующие нимфы и юные воины восходят к античным прототипам; однако храбрый правитель, стреляющий из лука верхом на коне, а также благородные черты убитых им львов возвращают нас к образам Древнего Ирана и Месопотамии и каменным рельефам, изображавшим охоту на львов в ассирийском дворце царя Ашшурбанапала, созданным более тысячи лет назад.

Серебряное блюдо со сценой битвы Давида и Голиафа (деталь). 629–630. Диаметр 49,4 см

Серебряных дел мастера в Константинополе также использовали систему старых римских образов для украшения самых дорогих изделий. Набор из девяти серебряных блюд, изготовленный в начале VII века, покрыт чеканными изображениями сцен из жизни иудейского царя Давида, взятых из ветхозаветной книги пророка Самуила. В битве с Голиафом Давид показан в развевающихся одеждах, напоминающих театрально-поэтический стиль эллинистической скульптуры. У Давида развитое, мускулистое тело, в нем чувствуется легкость и грация древнего языческого мира.

Судя по клейму на посуде, она была изготовлена в эпоху царствования императора Ираклия и, возможно, в память о его победе над персами-сасанидами в 628–629 годах, в результате которой он вернул Иерусалим и занял Ктесифон — на тот момент один из самых крупных городов мира. И хотя в позднеримскую эпоху роскошные серебряные блюда изготавливались часто, этот набор, возможно, создавался специально, чтобы затмить знаменитые серебряные изделия сасанидских царей, ставшие к тому времени настоящей антикварной ценностью, и продемонстрировать победу христианства над религией персов — зороастризмом. Библейский царь Давид служил для византийских императоров примером: благоразумным и справедливым правителем, победителем великана, музыкантом и поэтом, а также — во всяком случае, судя по его изображению на этом серебряном блюде, — образом, который связывал христианство с древнеримским миром языческих героев.

Обращение Константина в христианство в IV веке стало поворотным моментом для самой религии, но в гораздо меньшей степени для христианского искусства. Лишь два столетия спустя, в VI веке, в период правления императора Юстиниана и императрицы Феодоры, Константинополь становится блестящей цитаделью христианской империи, каким он и остался в истории. В области политики достижением Юстиниана стало отвоевание западных римских территорий, потерянных в предыдущем веке: он победил вандалов в Африке, вестготов в Испании и остготов на Апеннинском полуострове. Ортодоксальная христианская вера снова возобладала над ересями — отклонениями от христианской доктрины, — которые расцвели среди германских народов на западе.

Константинополь больше, чем когда-либо, стал средоточием огромной сети творческих новшеств и новых идей, одной из поистине величайших мировых столиц, с которой мог соперничать лишь Чанъань (столица китайской империи Тан) на востоке. Христианство проникало далеко вглубь Азии, христианское население процветало в таких знаковых городах, как Самарканд, а архиепископства были основаны даже в Кашгаре, городе-оазисе, являвшемся воротами Китая на Великом шелковом пути. Именно по Великому шелковому пути вместе с торговыми караванами, в мешках купцов и в сердцах паломников восточные изображения и орнаменты попадали в Константинополь и смешивались с наследием древних Греции и Рима. Это был великий всемирный водоворот, в центре которого находился Константинополь, устанавливавший стандарты для изобразительного искусства и архитектуры далеко за своими пределами.

Интерьер собора Святой Софии в Константинополе (ныне Стамбул). 532–537. Современное состояние

В период правления Юстиниана были построены две церкви, которые стали символами славы Византийской империи — на востоке и на западе, — маяками, распространявшими лучи христианской веры: в Равенне, на итальянском побережье, это скромная, но невероятно прекрасная базилика Сан-Витале (Святого Виталия); а в самом Константинополе — гигантское купольное здание собора Святой Софии (впоследствии Большая мечеть Айя-София), который был освящен в день Рождества 537 года.

Первая церковь Святой Софии была построена Константином в форме базилики, позднее она была разрушена пожаром, и на ее руинах Юстиниан возвел новый храм. На сей раз посвящение Святой Софии (Премудрости Божией) было полностью оправданным: собор спроектировали два математика — Исидор Милетский и Анфимий Тралльский, использовавшие римские научные и инженерные знания. «Премудрость» они выразили в необыкновенном величии, не превзойденном и по сей день: это было «чудесное зрелище, — писал греческий богослов и историк Прокопий Кесарийский в своем труде о постройках Юстиниана, — для смотревших на него собор казался исключительным, для слышавших о нем — совершенно невероятным»[129].

«Можно было бы сказать, что место это не извне освещается солнцем, — продолжает Прокопий, — но что блеск рождается в нем самом: такое количество света распространяется в этом храме». Гигантский центральный неф собора венчает центральный купол, покоящийся на четырех больших арках, которые, в свою очередь, поддерживаются величественными двухэтажными галереями, — и всё это создает впечатление такой воздушности, словно «возносится к небу», как писал Прокопий. Кроме того, совершенным новшеством был и акцентированный купол. Римский Пантеон производил величественное впечатление внутри, но не был предназначен, чтобы поражать издалека. Собор Святой Софии возвышался над городом, над окружающим его морем и землями, символизируя одновременно и человеческое, и божественное присутствие.

Столпы из церкви Святого Полиевкта, Константинополь. 527. После разграбления храма крестоносцами в 1204 году, ныне находятся у базилики Сан-Марко, Венеция

Говорят, что, увидев законченный собор, Юстиниан заметил, что он величественнее, чем Храм Соломона. Впрочем, он мог бы вспомнить и более близкий пример. Церковь Святого Полиевкта, построенная в Константинополе необычайно богатой царевной Юлианой Аникией,