С этими словами он развернулся на месте, выхватывая собственный ПП. Бледно-голубой лучик уколол Гемаса в живот, спецуполномоченный скорчился и упал.

Бледный Га-Ан обернулся к землянам и быстро сказал:

– Все! Разбегаемся! Если надо будет, я сам вас найду. А этого, – он пнул носком ботинка Гемаса, – в утилизатор!

– Он туда не пролезет, – угрюмо сказал Сулима.

– Голову достаточно сунуть! – рявкнул авадец. – Он вас видел, неужели не ясно? Все, меня нет!

С этими словами Га-Ан кинулся к дверям. Амбалы уже повернулись спиной, готовясь выйти первыми.

Ломов освободил руку с бластом и позвал:

– Шустрик! Кис-кис-кис!

Удивленный авадец развернулся, и импульс прожег его хитроумную голову. Сулима тут же выстрелил в спину Пету – дымящийся канал продырявил ее в области сердца. Мет успел даже развернуться в профиль, да так и помер – Максим не пожалел двух импульсов.

– В грузовой лифт! – скомандовал Сулима.

Тушки оттащили в кабину.

– Максим, справишься один?

– В утилизатор их?

– Ну да. А мы пока со спецуполномоченным побалакаем.

– Щас я!

Чернов метнулся в лифт, и вскоре кабина зашуршала вниз, на цокольный этаж, где стоял старый, но вполне себе исправный приемник системы переработки – не компактный утилизатор, что ставили в жилых модулях, а большой, для распыления негабаритов вроде старой мебели.

Проводив Макса взглядом, Антон наклонился к Гемасу и подхватил того под мышки.

– Давай этого бугая в комнату, – сказал он.

Сулима взялся за ноги, и они вдвоем возложили спецуполномоченного на диван.

Сходив в туалетный блок, Ломов принес аптечку, вытащил из нее пузырек с витмобилизатором и наложил присоской к плечу Орта. Снадобье медленно впиталось под кожу.

– Минут пять осталось, – сказал Антон.

– Плату за товар я Га-Ану не передал, – заявил Сулима.

– Будем считать ее выходным пособием.

Тут спецуполномоченный глубоко вздохнул и открыл глаза. Проморгавшись, он внимательно оглядел землян и хрипло спросил:

– Курьеры?

– Бывшие, – твердо сказал Ломов.

Орт с усилием кивнул.

– Спасибо, что не дали этому говнюку меня добить…

– Да нет, – криво усмехнулся Антон, – этот говнюк нам поручил вас… э-э… частично утилизировать.

– Узнаю Га-Ана… Большие гадости он всегда предпочитал делать чужими руками. Сами-то откуда?

– С Гимлы мы.

– Ага… Случайно, не из ополченцев?

– Случайно из них. Хотели… это… на флот.

– Так чего ж вы импланты не ставите? Бойцовские качества с этого года в цене, таким, как вы, сразу пятый класс присваивают.

– О как! – удивился капитан.

– Зря мы, выходит, этого авадца послушали, – вздохнул Антон, изображая наивную деревенщину.

Гемас насмешливо фыркнул.

– Да этот хитрован всех своих «несунов» на космодроме вербует! Приглядит кого с Периферии, и давай…

– А мы думали, что случайно с ним пересеклись, – смутился Сулима.

Смутился очень вовремя, окончательно расположив спецуполномоченного.

– Как дурак, попался… – сказал тот. – Нет чтобы сразу стрелять! Разговорился… Помогите мне сесть.

Земляне помогли, и Орт, кое-как утвердившись в сидячем положении, договорил:

– На соседней линии есть призывной пункт Внешнего флота, там рулит старший командор Каррель Нур. Скажете ему, что от меня… А я пока тут побуду. Оклемаюсь хоть…

Расставшись со спецуполномоченным, Антон с Сулимой дождались Маскима и зашагали ко Второй Парковой линии. Антон как-то внутренне успокоился.

Когда он оказывал Орту первую помощь, то далеко не был уверен, что за добро, сотворенное им, не воздастся злом. Однако «внешник» оказался нормальным мужиком.

Переулок, по которому друзья шагали, выглядел уныло и безрадостно – серый металлопласт под ногами, грязновато-белый пластолит стен и ни пятнышка зелени. А сверху нависала хмарь.

С утра тут и вовсе туман стоял – сыро было, зябко, тоска брала.

А Ломов испытывал радость, приподнятость, неясные, но приятные надежды. Единственную тень на происходящее отбрасывала память о Земле.

Родная планета была очень далеко, но они обязательно вернутся! Должны вернуться, а иначе зачем все?

Что, осесть, пустить корни, завести двух жен? И расти, расти, от класса к классу, от ранга к рангу? Нет, это точно не его.

Он никогда не понимал эмигрантов и втихую презирал их. Захотели денег побольше? Виски покрепче и икру позернистей? А как жить среди чужих людей, вкалывать на какого-то босса?

Ломов не мог представить себя в отрыве от своей земли. Проблемы? Да, проблем полно. Покажите ему страну, где этих проблем нет. Швейцария? Так там и людей нет, сплошные швейцары…

Этим людям просто все равно, где жить, лишь бы припеваючи.

Где живут, там и родина. Антон так не мог.

А если твой сын, родившийся там, пойдет служить в морскую пехоту США или в бундесвер, неважно, и ему однажды прикажут перейти российскую границу? И вот он, сын Энтони Ломоффа, станет стрелять в русских солдат? В их матерей, в их девушек?

А Энтони, стало быть, будет его подбадривать? Давай, дескать, сынок, бей русских свиней! Рашен пигс. Руссиш швайне. Так, что ли?

Ломов только головой покачал. Нет, это совершенно несовместимо с его хотениями, с его понятиями. Запад есть Запад, Восток есть Восток, и надо быть крутым мещанином или либералом (впрочем, это одно и то же), чтобы совместить в себе несовместимое, душу поменять.

Так то на Земле, а здесь… Они не по своей воле оказались за тридевять звезд, и план у Сулимы замечательный. Не слишком четкий, правда, но это пока. Главное в ином – они наконец-то взялись за выполнение своих задумок.

– Доволен? – покосился капитан.

– Есть немного, – признался Ломов. – По-моему, мы пришли.

Пункт комплектования поражал своей величиной – он занимал всего лишь четырехэтажное здание. Окон в нем земляне не заметили, а все стены были покрыты искусно выложенной мозаикой, изображавшей звездолеты, звезды, звездолетчиков…

Потом Антон заметил некую странность: пока он рассматривал сурового космопроходца на левом крыле, изображение на правом слегка изменилось. Присмотревшись, Ломов уловил, как мозаика медленно, очень медленно становилась другой – стартующий корабль чуть приподнялся над поверхностью иной планеты, а рука космонавта, тянувшаяся к забралу гермошлема, подняла-таки его. Девушка, провожавшая корабль, стояла в профиль, а теперь она обернулась лицом.