узнала на ней Сару. Снимок был сделан в сумерках. Сосредоточенная Сара стоит на берегу, ее взгляд сконцентрирован на каком-то далеком объекте, которого не видно на снимке. Вероятно, она не знала, что ее фотографируют. Должно быть, здесь ей лет пятнадцать, но она совсем не похожа на ту милую девочку с полуулыбкой, которую Лилу видела на общих фотографиях класса. Волосы подстрижены под каре, гораздо короче, чем можно было увидеть в газетах, и вдобавок густо-каштановые. Над левой бровью темное пятно, похожее на корочку заживающей ранки. На руках и ногах длинные белые полосы плохо размазанного солнцезащитного крема. Расправленные плечи, высоко поднятая голова – Сара выглядела сильной и решительной, словно намеревалась бросить кому-то вызов. Однако было в ее взгляде что-то такое, что не вязалось с ее отчаянным видом, отчего по телу Лилу пробежали мурашки. Саре было страшно. Вне всякого сомнения. На обороте фотографии синей ручкой были выведены непонятные цифры: «13–28».

От дальнейших изысканий пришлось отказаться. Лилу не хотела рисковать: время поджимало, и ее могла застать Анжелика. Поколебавшись, она взяла с собой обувную коробку, а все остальные поправила так, как они стояли до ее прихода. Как и обещала, она приласкала Оби-Вана, налила в его пустую миску воды и отправилась в гостиницу, положив украденные фотографии в багажную корзину велосипеда.

Рабочие заметки

Дело Сары Леруа, 2000 год

На следующий день после драки и визита к Леруа Анжелика всю математику просидела, глядя в окно, погруженная в собственные мысли. На перемене Моргана и Жасмин обсуждали концерт в Лилле, на который они собирались съездить, Анжелика, казалось, была где-то не здесь. Незадолго до звонка на урок к ним подошел Бенжамен.

– Привет, – сказал он, обращаясь к Анжелике.

Все три подружки удивленно на него уставились. Бенжамен, как всегда, был в потертых джинсах, куртке-бомбере и с наушниками от плеера на шее. Тогда все носили небрежные прически, укладывая волосы гелем или воском, и он не был исключением. Слава богу, эта мода осталась в двадцатом веке.

– Ты искала меня? – спросил он.

Жасмин с Морганой повернулись к Анжелике в ожидании объяснений. Анжелика, вдруг смутившись, закусила губу. Повисла неловкая тишина, и Бенжамен продолжил менее уверенно:

– Мне сказали, что ты приходила ко мне домой.

– Кто сказал? Эрик или Сара?

– Сара. Так зачем ты приходила?

– Я услышала одну песню по радио и не смогла ее потом разыскать. Просто хотела у тебя спросить, не знаешь ли ты, что за группа ее поет.

Несколько опешив от такого неожиданного повода для встречи, Бенжамен спросил:

– И что это была за песня?

Анжелика принялась напевать:

– «Одни молоды и глупы, другие стары и без ума, но плевать всем на бродягу, что загнется у моста…»

– Дамьен Саез, «Молодой и глупый», – лаконично ответил Бенжамен.

– Окей, спасибо.

Анжелика взяла свой рюкзак и уже пошла было прочь, но вдруг обернулась и сказала:

– Кстати, не мог бы ты передать кое-что Саре от меня?

Бенжамен немного нахмурился.

– Смотря что…

Анжелика вытащила дневник, вырвала наугад страницу, что красноречиво продемонстрировало ее отношение к учебе, и что-то нацарапала на этом листочке обгрызенной четырехцветной шариковой ручкой. Бенжамен в недоумении прочел сообщение.

– Что это значит? Если это снова ваши взаимные издевательства и оскорбления, то поищи другого почтальона.

– Она поймет, – сказала Анжелика, закрывая пенал, – отдай ей лично и не говори об этом никому, особенно своему придурку брату.

На этих словах она резко повернулась и ушла в сопровождении Морганы и Жасмин, а Бенжамен остался неподвижно стоять, держа в руке записку.

– Объясни нам, что происходит? – потребовала Моргана. – Ты что, ходила к ним домой после драки с Сарой? Хочешь нарваться на проблемы?

Анжелика не стала распространяться:

– Все непросто, пока не могу вам ничего сказать.

Нынешнее время. Фанни

От нотариуса Фанни с Анжеликой вышли какие-то потерянные, будто эти последние административные процедуры окончательно подтвердили смерть их матери. Фанни разглядывала младшую сестру в вечернем свете: волосы наспех собраны в небрежный хвост с несколькими выбившимися, более светлыми, прядями – напоминание о цвете, в который она, должно быть, красилась года два назад, но потом не стала его поддерживать. На ней были поношенные джинсы, дешевая синяя флиска из «Декатлона» и куртка в армейском стиле, которая сидела на Анжелике как пальто, – Фанни помнила, что в этой куртке ходил их отец тридцать лет назад. Никакого макияжа, все те же правильные черты лица, четко очерченные губы идеальной формы, которые редко улыбались, а зимой вечно трескались.

Фанни помнила, как в детстве завидовала красоте Анжелики и комплиментам ее внешности, которые расточали все окружающие. Сегодня, если честно, она завидовала не столько красоте младшей сестры, сколько ее откровенному безразличию к собственной внешности. Старшая из сестер была невзрачной, полноватой, серьезной, младшая – солнечной девочкой, которой все восхищались. Однажды Фанни услышала, как мать сказала, что волшебная фея, склоняясь над колыбелью, одну ее дочь наделила красотой, а другую – умом. Это было не просто жестоко, это не соответствовало действительности и потому вдвойне ранило Фанни. Анжелика, первая красавица, обладала великолепными способностями к учебе, легко справляясь с необходимым школьным минимумом, по крайней мере до конца седьмого класса. Если бы мать уделяла хоть немного внимания дочери, то она могла бы успешно закончить школу. Но когда уехала старшая сестра, ею больше никто не занимался. В выпускном классе Анжелика забеременела, и Фанни в панике приехала домой, пыталась убедить ее не оставлять ребенка и продолжить учебу, хотя не могла не видеть: что-то надломило Анжелику. Но она и слышать ничего не желала об аборте. Фанни была уверена, что беременность для сестры – это просто повод перестать ходить на уроки, большую часть которых она и так уже прогуляла. Они повздорили. Фанни не приехала в роддом взглянуть на новорожденную Мию, перестала отвечать на звонки, и с годами их связь оборвалась.

– Может, выпьем где-нибудь кофе? – предложила Анжелика. – Я хотела кое о чем с тобой поговорить.

Фанни кивнула. Она чувствовала облегчение. Вопреки всем ожиданиям, мать нашла время составить завещание. В нем почти ничего не было сказано, только то, что дочери могут продать ресторан, дабы расплатиться по долгам, которые им от нее достались. Мать не рассчитывала, что они сохранят заведение. Сестры сели в кафе. Фанни заказала чай, Анжелика – большую чашку кофе.

– Я хотела бы выкупить твою долю ресторана, – начала Анжелика, – но сейчас у меня нет денег. Я подсчитала и поняла, что могла бы платить тебе ренту, а ты – стать в некотором роде акционером на то