– А о чем говорили? – интересуется Лёнька.

– Он меня спрашивал, как я смирился с тем, что отец ушел. Ну я ему и рассказывал. Говорит, у него предки разводятся, и он из-за этого спать нормально не может.

Тёмка всегда язвит и старается казаться круче, чем есть. Я и не подозревал, что он не высыпается…

– Я ему рассказал про несколько успокаивающих настоек, дал розовое варенье попробовать. Хотите?

– Нет, спасибо. Не видел его сегодня после этого?

– Не-а, не видел.

– Ладно. Мы дальше его искать пойдем. Если увидишь, скинь сообщение.

– Окей.

Как только отходим подальше от дома Руслана, дышать становится тяжелее. Влажность воздуха резко подскакивает, а мы с Лёнькой выдыхаемся от быстрой ходьбы.

– Это все я виноват, – укоряю себя. – Не надо было с ним так резко разговаривать.

– Сень. Сеня! – Лёнька берет меня за плечи и легонько встряхивает, чтобы я посмотрел на него. – Ты не виноват. Никто не виноват в том, что его родители разводятся. Он мог бы сразу нам обоим об этом рассказать, мы бы сделали все, чтобы его отвлечь. Но Тёмка такой. Он сначала варится в проблеме один, а потом пытается выбраться. И лучшее, что мы можем сейчас сделать, это помочь ему не запутаться в тяжелых мыслях.

– Да… Да, ты прав, – прикрываю глаза на мгновение и выдыхаю. – Давай попробуем еще раз позвонить.

Звонки снова не проходят. Видимо, Тёмка отключил телефон.

– Ну и куда он мог уйти с вещами? – бормочу я, набивая сообщение Зоре на случай, если она его заметит, с просьбой тоже написать или позвонить.

– Куда… На вокзал, – соображает Лёнька.

И мы одновременно срываемся в нужную сторону. Только бы не заплутать, только бы не заплутать!

Когда улицы и дома начинают казаться незнакомыми, мы останавливаемся и озираемся.

– Ох, теперь понимаю, почему вы тогда заблудились, – признается Лёнька и смотрит на свой телефон. – Тут еще и сеть не ловит.

– Да-а…

Чирик!

Вскидываем головы и наблюдаем за пташкой, которая летит на дерево неподалеку от нас. Присев, малиновка забавно крутит головой, наклоняя ее в разные стороны.

Чир-рик!

И взлетает прочь, словно указывая нам направление.

– Пойдем за ней. Выведет, – уверяю я Лёньку.

И мы снова бежим, взмыленные на солнце и мечтающие о воде. Малиновка приводит нас к вокзалу и садится на указатель.

– Спасибо, зарянка, – благодарю я, поднимая телефон и делая снимок.

Когда связь появится, отправлю фото Зоре.

– Вот он, – сипло выдыхает Лёнька, измученный бегом. – Вижу его черные кудри за километр…

Отдышавшись, мы идем к Тёмке. Чем ближе подходим, тем сильнее негодую. Ничего не сказал, телефон отключил, записки не оставил! Моих бабушку и дедушку тоже мог бы напугать, если бы они спохватились.

– Тём, мы тебя нашли, – говорит Лёнька.

Вот умеет он дипломатично общаться даже в таких ситуациях. А у меня только плохие слова на языке чешутся.

– Ты чего тут забыл? – недовольно выпаливаю я.

Тёмка оборачивается, сначала смотрит на склонившегося рядом Лёньку, потом на меня и хмуро отвечает:

– Я как раз на своем месте. А вы че сюда приперлись? Шли бы своими делами заниматься, по свиданкам бегать и тупые японские комиксы читать.

Тяжелый случай. Лёнька проводит рукой по лбу, вытирая пот, а я подступаю ближе.

– Пошли домой, – зову я.

– Я тебе блинчиков испеку, – предлагает Лёнька.

Мы с Тёмкой удивленно косимся на него, по привычке переглянувшись.

– Не хотел вам говорить без повода, чтобы вы меня готовить не заставляли, – посмеивается Лёнька. – Мама хороший рецепт дала…

– Да нафиг мне твои блинчики? – Тёмка качает головой и отворачивается.

Только сейчас замечаю, что он сидит на своей сумке с вещами. Он и дома на вокзале так же делал, сказал, так точно ничего не украдут.

– Тём, что случилось? – спрашиваю.

Он молчит.

– В молчанку поиграть решил? – злость вскидывается откуда-то изнутри.

Он столько раз меня обижал, а теперь я должен подбирать слова и успокаивать его! Но после этой мысли злость сразу же утихает. Да, как хороший друг я буду подбирать слова и успокаивать. Потому что мелкие ссоры не стоят нашей дружбы.

– Тём, – кладу руку ему на плечо и сажусь рядом на корточки. – Скажи, почему ты сюда сбежал?

– Да не сбегал я… – вяло огрызается он, опуская взгляд и рассматривая свои ноги. – Просто…

Снова отворачивается. Лёнька подходит к нему с другой стороны. Мы оба терпеливо ждем, пока Тёмка наберется смелости признаться. В чем? Не знаю, но точно в чем-то важном.

– Просто я не нужен никому, – говорит он наконец. – Ни дома, ни здесь. Все заняты, я сам по себе.

– Как не нужен? – поражаюсь я. – Если бы не был нужен, стал бы я тебя звать в гости на три месяца?

– Это лишь привычка. Мы уже давно об этом договорились, да и родителям все объяснить было бы сложно, – Тёмка тяжело смотрит на меня. – Вон у тебя Зоря есть, а Лёнька и в одиночестве может развлечение найти. А я так не могу. Мне нужно общение. Нужно, чтобы обо мне говорили. Чтобы меня замечали! – к его глазам подступают слезы. Тёмка подается вперед, упираясь локтями в колени, и прячет лицо за ладонями. – Все разваливается. Родители разводятся, я застрял здесь, я полный неудачник.

Выдыхаю, растеряв все слова. Тёмка никогда не плакал при нас, даже когда случайно сломал руку, неудачно упав. Казалось, ему никогда не бывает больно настолько, чтобы он заплакал. Но, получается, что больно бывает даже ему.

– Ты не неудачник, Тём, – ласково говорит Лёнька. Его голос становится похожим на голос его мамы, заботливым, участливым, внимательным. – Неудачники не ездят на море с друзьями.

– Неудачники не такие красавчики, – поддакиваю я, надеясь приободрить Тёмку, ведь он постоянно хвастается своей внешностью.

– А толку? – тихо всхлипывает он, не открывая лица. – Что море и красота могут сделать? Они могут отменить развод и вернуть в семье все как было? Нет, ни черта они не могут.

Его всхлипы становятся болезненнее и громче. Я встаю на колени и обнимаю Тёмку с одной стороны, а Лёнька проделывает то же с другой. Тёмка, разрыдавшись, вцепляется в нас и стискивает, прижимая, утыкается нам в плечи. У меня и самого увлажняются глаза,