наши имена в верхней части списка результатов, вечный тупик, который постоянно доказывал нам обоим, что ни один из нас не выиграл, — это соревнование раз и навсегда выведет нас из тупика.

Возможно, Теодора сейчас не в лучшей форме — то, что произошло летом, явно повлияло на нее, — но она не из тех, кто сдается. Если бы я был избит и истекал кровью, я бы соскреб себя с пола, если бы это означало соревнование с ней, и я знаю, что она тоже.

Перетягивание каната между нами, эта битва, которая бушует уже столько лет, слишком глубоко проникла в наши жизни. Она не может избежать этого так же, как и я.

Программа "Апостолы" станет нашей последней ареной, нашей последней битвой. Не бывает момента, когда я не представляю себе встречу с Теодорой на поле боя.

Пока не закончится неделя, и я не приду в офис мистера Амброуза, как он велел. Из двенадцати студентов, которых он пригласил на прошлой неделе, пришли восемь.

Восемь студентов, включая меня.

Но не Теодора.

МОГЛА ЛИ ОНА ОПОЗДАТЬ?

Теодора никогда не опаздывает, но, на мой взгляд, логичнее было бы, чтобы Теодора опаздывала, а не отсутствовала. Мистер Амброуз приглашает нас сесть и рассказывает о том, чем мы будем заниматься в сентябре и октябре. Он раздает нам расписания, списки для чтения и буклеты с материалами, которые он хочет, чтобы мы прочитали до первой лекции на следующей неделе. Я беспокойно слушаю его, каждые несколько минут поглядывая на дверь.

Я жду, что Теодора появится все это время, даже когда мистер Эмброуз завершает лекцию, поздравляя, а затем благодаря нас за участие в программе, даже когда он, наконец, увольняет нас.

В голове у меня роятся вопросы, когда я складываю пачку бумаг в свой ранец и встаю. Я отпускаю остальных и смотрю на мистера Эмброуза, который прислонился спиной к своему столу, сложив руки. Мы оба молчим, пока не остаемся одни.

— Где она? — спрашиваю я. Мой голос звучит низко и грубо, как будто я нездоров.

Я чувствую себя нездоровым.

Как будто в моих внутренностях разверзлась глубокая черная яма, и все внутри меня тонет.

— Теодора решила отклонить мое приглашение.

Лицо мистера Эмброуза как всегда спокойно, и трудно понять, реальны ли печаль и разочарование, которые я слышу в его голосе, или это проекция моих собственных эмоций.

— Почему? — Я хочу, чтобы мистер Эмброуз считал меня такой же, как он, — спокойной перед лицом любой ситуации, непоколебимой, как мрамор, — но, в отличие от него, я не могу сдержать эмоций в своем голосе. — Я не понимаю — она идеально подходит для этого, мы… — Я даже не знаю, что сказать, поэтому останавливаю себя и делаю глубокий вдох. — Я был уверен, что она согласится.

— Она не дала мне повода, — говорит мистер Эмброуз. — И она не обязана мне ее давать.

— Но вы знаете, не так ли? — Я пристально смотрю в лесные глаза мистера Эмброуза, глубоко посаженные на его серьезном лице, ища любую подсказку, любую информацию, которую я могу вытянуть из него. — С ней что-то не так, не так ли? Что именно?

— Закари, — глубокий голос мистера Эмброуза звучит торжественно, — жизнь Теодоры — ее собственная жизнь. Она имеет право принимать собственные решения, так же как и право на личную жизнь. Я предлагаю тебе поговорить с ней. Вы ее друг, она с тобой поговорит.

— Мистер Эмброуз, — я расстроенно рассмеялся, — быть другом Теодоры — все равно что стоять рядом с горой, а не вдалеке от нее. Неважно, как близко ты находишься, гора все равно остается горой. Ты никогда не доберешься до ее сердца, до того, что внутри.

— Теодора — не гора, Закари. Не таинственное существо с небес, не плотно сжатый цветок и не любая другая метафора, которую может придумать твой разум. Она — молодой человек, такой же, как и ты. У нее, как и у тебя, есть мечты, надежды, проблемы, ум, сердце и голос. Если ты беспокоишься о ней, позаботься о ней. Если у тебе есть вопросы о ней, задай их ей.

— А если она откажется мне что-то рассказывать?

Мистер Эмброуз вздохнул.

— Мой дорогой мальчик, она ничего тебе не должна. Любовь не бывает условной или транзакционной. Если ты действительно любишь кого-то, ты не можешь любить его меньше из-за того, что он не дает тебе того, чего ты хочешь. И уж точно нельзя ожидать, что они дадут тебе то, что ты хочешь, только потому, что ты их любишь. Так любовь просто не работает.

Мы с мистером Эмброузом молча смотрим друг на друга. Меня не смущает, что мистер Эмброуз говорит о любви. Он видит все, а моя любовь к Теодоре так же незаметна и неощутима, как бушующий ад.

Я даже не пытаюсь отрицать это.

Я знаю, что он все равно прав. Он очень умный человек и живет гораздо дольше меня. Его мудрости я доверяю безгранично.

С искренней благодарностью я покидаю его кабинет, твердо решив стать таким человеком, каким меня хочет видеть мистер Эмброуз: спокойным, собранным и зрелым. Я решаю пойти поговорить с Теодорой, быть собранным и внимательным, любой ценой избегать конфронтации и держать свои эмоции под контролем.

Моя решимость сохраняется до тех пор, пока я не поднимаюсь на верхний этаж библиотеки.

И тут я вижу Теодору.

И тогда все разумные мысли в моей голове исчезают.

Она сидит за своим обычным столом. Ее длинные волосы наполовину собраны в золотой когтеточка. На ней шалфейно-зеленый свитер, который кажется невероятно мягким, рукава длинные, почти до костяшек пальцев. Когда я подхожу к ней, она поднимает глаза от того, что пишет, и ее лицо становится маленьким и милым, как жемчужина.

Ее красота полностью меня растапливает. Она вытесняет из моей головы разумные мысли, а из уст — размеренные слова.

Я не хотел конфронтации, но мой голос звучит резким обвинением, когда я выкрикиваю вопрос, который так и жжет мне язык.

— Почему ты отказываешься быть в программе?

Наши взгляды встречаются. Незабудочная синева ее глаз подчеркнута нежно-розовым цветом теней. Ее лицо — фарфоровая маска, на хрупкой поверхности которой нет ни малейшего выражения.

Ее безэмоциональное спокойствие разжигает мое отчаяние, как бензин, брошенный в огонь.

Отложив ручку, она складывает руки на столе и слегка наклоняется вперед, чтобы одарить меня маленькой насмешливой улыбкой.

— Что это, Закари? — спрашивает она. — Это снова клинок и точильный