— Коза блеет. Дивно, что лесное зверьё не добралось до неё. Надо бы покормить и подоить.

— Давай, иди по-быстрому, — игнорируя недовольный взгляд пестуна с Гришкой, разрешила она.

Даринка побежала в сарай, долго возилась там, заставляя всех ждать, а потом вывела оттуда девчонку лет шести-семи.

— Пряталась, — коротко доложила девица, — как не замерзла-то.

Девочка испуганно смотрела на чужих людей, вытирая следы молока на губах.

— Ты хозяйка? — по новой оглядев двор, спросила её Дуня.

Малышка не растерялась и согласно кивнула, плотно сжимая губы. Она хозяйка, если батька с мамкой не спасутся. Ей тут жить и вести хозяйство. Это статус, и незнакомая боярышня с воями его признала.

— Даринка, останешься с ней, поможешь прибраться. На обратном пути заберу тебя.

Дуня посмотрела на своих боевых, но Гришаня сделал злодейское лицо, показывая, что не останется сам и никого из своих не оставит.

— А? Ага, поняла, Евдокия Вячеславна, — засуетилась Даринка, гладя девочку по голове.

— Две девки в лесу? — недовольно заворчал старший. — Дрёма, останься, пригляди за ними.

Дуня хотела предупредить остающегося воина, чтобы он не вздумал обижать Даринку, но её опередил Гаврила:

— Не просто пригляди, а ограду почини, чтобы ночью здесь не страшно было. Сам видишь, серые рядом рыщут, а иной защиты тут больше нет.

Оставив двоих человек, двинулись дальше. Ехали скоро, несмотря на выпавший ночью снежок. Остановились только единожды, когда увидели обглоданный труп мужчины.

— Этот явно из челяди Оболенской.

— Странно, что нам не попадаются трупы её воинов, — высказался старший отряда.

— А у неё их всего четверо было, — сердито произнес Гаврила. — Двоих мы вблизи дороги побитыми видели, а двоих, похоже, со всеми ведут.

— Как четверо? — удивилась Дуня. — Я же видела большой поезд и людей там было много.

— Так мамки-няньки, челядь, возницы… — с досадой ответил Златов. — Словно не в другой город, а к соседке на ночёвку перебиралась.

Евдокия удивлённо приподняла брови, смущая Гаврилу.

— Да видел я как-то, как к дочке воеводы подружки на ночь приезжали. Вся улица заставлена была возками, а погостили всего два дня.

— Хм, чего только не увидишь, — посочувствовала ему Дуня, уловив нешуточное удивление парня.

— Надо же,какой опыт ты получил на своей службе, — иронично добавил прислушивающийся Ванюшка.

Вскоре выехали на расчищенное место и увидели впереди деревню из трёх дворов.

— Дыма нет, не топят, — наклонившись, тихо заметил Гришка. — Евдокия Вячеславна, дальше ты и Иван Вячеславич не поедете. Если тати там или поблизости, то стрелу можете поймать.

Дуня велела брату сесть в сани, прижала к себе кота и благословила воев. А дальше воины начали подбираться к деревеньке, окружая её, но быстро выяснилось, что она уже разорена. Когда старший вернулся, то произнёс только одно:

— Они близко. Старуха сказала, что ушли буквально перед нами.

— Ей помощь нужна?

— Уже нет. Передала весть и отошла, — перекрестившись, ответил ей воин.

— В погоню, — велела Евдокия, грозно сверкнув очами.

— Боярышня, дальше мы сами. А ты останься здесь со своими.

— Хорошо. Только… — она заставила старшего наклониться к ней и шепнула ему на ухо:

— в каком бы состоянии боярышня не была, укрой её ото всех и объяви, что она не пострадала. Скажешь, что её берегли и везли на продажу. Она невинна. Ты понял?

Воин тяжко вздохнул, понятливо кивнул и скомандовал сбор.

Дуня посмотрела, кто с ней остаётся, и сочтя, что немало, спросила Гаврилу:

— Ты с ними?

Видя его колебания, она попросила:

— Поддержи их.

Гаврила ещё раз окинул взглядом тихую деревню и дав знак Бориске, последовал за княжьими воинами.

— А что будем делать мы? — спросил Ванюшка, разочарованный тем, что сестра держит его за руку, как маленького.

— Поищем живых, затопим печи, накормим оставшуюся живность и будем ждать.

— Я не умею кормить коз и кур! — возмущенно воскликнул Ванюшка.

— А кто сказал, что речь идет о них? Может, я имела в виду блох и клопов.

— Не смешно.

— Ты прав, Ванюша. Прости. Мне не по себе, вот и…

До сих пор тихо сидевший Олежка первым юркнул в пустой дом и чем-то там загремел. А вскоре оттуда повалил дым, и он выглянул, чтобы сказать:

— Тут по-чёрному топят, значит, блох с клопами можно не опасаться.

Дуня прошла внутрь, осмотрелась и предпочла остаться снаружи. Ей не нравились низкие потолки и закоптившиеся стены с потолком. А ещё окошечко было заколочено. Лавки, стол, сама печь… она ничего не увидела в темноте, да и не стала разглядывать. В Доронино крестьяне жили намного богаче.

Начало темнеть, когда вернулся отряд с вызволенными из плена людьми.

— Еленка? — позвала Евдокия, подбегая к одним саням, потом к другим.

— Дунь, ты что ли? — вяло отозвался девичий голос.

— Я!Жива? — подбегая к ней спросила она и намного тише:

— Тебя не тронули?

Губы боярышни плаксиво скривились, но головой она отрицательно мотнула.

— Тогда задирай нос и гордо спрыгивай с саней. Пусть все видят, что ты прежняя.

— Я прежняя! Но показываться никому не буду.

— Слушай, не спорь… — зашипела Дуня, но тут боярышня подалась к ней и отодвинула платок от лица.

— Ого! — воскликнула она. — Боевое ранение, — специально чуть завистливо протянула Евдокия, и это подействовало: вЕленке сразу дурь взыграла, она выпрямилась и зло выплюнула:

— А я ему всю морду расцарапала! И глаза подлые выдавила бы, если бы.., — она коснулась опухшего лица и гордо перекинув с одного плеча на другое свою роскошную косу, прикрылась платком.

— Амазонка! — подбодрила её Дуня, оглядывая держащихся рядом женщин.

Всем досталось, но потухших взглядов не было. Испуганные, готовые плакать, но не безжизненные.

— До постоялого двора ехать долго… придется нам ночевать здесь. Обустраивайтесь, а поутру выберемся отсюда, — громко объявила Евдокия, а у Еленки тихо спросила: — Ты домой или?

Боярышня часто задышала, кусая губы.

— Дунь, а что ты посоветуешь? — едва слышно спросила она.

— Не знаю, зачем ты к князю ехала, — так же тихо отвечала ей Евдокия, — но я бы продолжила путь, чтобы не возвращаться бедной жертвой. Сама знаешь, какие слухи пойдут. Пусть лучше тебя бешеной или