Еленка вновь коснулась синяка, потом выпрямилась и рявкнула на своих:

— Чего расселись, клуши? Быстро в дом! Ночевать там будем, а завтра в дорогу.

— А как же батюшка-боярин… — жалобно спросила одна из мамок.

— Сообщить же надо… — поддержала ее другая.

— Подарки-то отняли… — плаксиво заметила третья.

Дуня отошла в сторону, предоставляя Оболенской самой разбираться со своими людьми. Но когда Еленка начала хищно оглядываться в поисках своего груза, то Дуня вмешалась.

— Не советую требовать у воинов их трофей.

— Это моё! — набычилась Оболенская.

— Ты не смогла своё защитить, — осадила её Дуня, уже жалея, что разбудила в ней боевой дух. — Не будь дурой, радуйся, что жива и избежала судьбы невольницы.

— Но… — не ожидавшая от поддержавшей её Дорониной отповеди, Оболенская растерялась.

— Еленка, твоя жизнь стоит дороже, — произнесла Дуня так, чтобы все слышали.

— Но отец…

Дуня приблизилась и чуть приобняв боярышню, прошептала ей на ухо:

— Ты его самое ценное сокровище. А если это не так, то знай, что вскоре ты создашь свою семью, станешь мамой и тебе решать, насколько достоин твой отец быть дедом твоим детишкам.

— Ты… чушь говоришь. Как же я могу… — отшатнулась от неё боярышня.

— Может и чушь, — покладисто согласилась Дуня, отмечая, что Еленка шокирована услышанным. — Ладно, мне надо позаботиться о своих людях, а тебе о своих.

Боярышня Оболенская какое-то время сидела и думала, не обращая внимания на волнение ближних, повторяя про себя Дунькины слова и наблюдая, как она отдаёт распоряжения. Взгляд Еленки зацепился за суетящихся женщин, которых послали с ней вместо того, чтобы нанять больше охраны, и она поняла, что свою жизнь надо брать в свои руки.

«Ну теперь вы у меня все попляшете!» — решила она, гневно раздувая ноздри и,выпрямившись, начала гонять своих людей.

Глава 13.

Евдокия всю ночь провела в санях, укрывшись шкурой и овчинным тулупом Ванюшиного дядьки. Брат и Олежка лежали рядом, прижавшись к друг другу. Вроде бы все даже поспали, но проснулись разбитые и с радостью покинули деревню.

Местные крестьяне провожали своих спасителей низко кланяясь. Гаврила сказал, что им вернули украденное и по мелочи они даже в прибытке оказались. А побои никто не считал, не до того было. Люди радовались, что их миновала рабская доля на чужбине.

Семье с хутора досталось сильнее деревенских, но они тоже больше думали о будущем, чем о том, что случилось. Может у них не хватало сил переживать о произошедшем, а может, уже не чаяли вернуться домой, а тут услышали, что дом цел и дочка жива-здоровехонька. Если бы глава семьи со старшими сынами не были избиты, то семья в ночь рванула бы к дому, но дождались утра и вместе с караваном боярышни отправились к себе.

Добрались до хутора намного быстрее, чем давеча ехали от него к деревеньке. Дрёма с Даринкой не ленились, прибрались во дворе и с радостными улыбками встретили Евдокию и Ивана Вячеславичей. Малышка же с криком раненой птицы бросилась к матери и вцепилась в неё, трясясь всем телом, позволив себе выплеснуть весь пережитой ужас.

Люди Лыко-Оболенских во дворе не поместились, как и два с лишним десятка трофейных лошадей. А вот не менее людей настрадавшуюся корову торжественно вернули хозяевам. Не от доброты или щедрости, а по разумению. Хозяйке животины придётся приложить немало усилий, чтобы восстановить её здоровье. Хуторского коня служивые повели дальше, не обращая внимания на жалостливые взгляды спасённой семьи.

Дуня даже не заикалась, чтобы вернуть его хозяевам. Воины и так поступили великодушно, оставив деревенским их неказистое добро.

У княжьего отряда была простая задача :  забрать в Дмитрове негоциантов и довезти их до Москвы. Если бы служивых сейчас побили, то раненые остались бы выкарабкиваться в разоренной деревеньке и,скорее всего, потеряли свою службу, а товарищам могло не хватить сил выполнить поставленную задачу. Вои рискнули своим будущим в надежде получить прибыток. Все они в возрасте,и все беспокоятся о том, какой будет их старость.

Евдокия поглядывала на лучащиеся довольством лица воев и думала о том, что отбитые у врагов Еленкины сокровища могут выйти им боком. Во-первых, Оболенская та ещё скандалистка и уже сумела вернуть двое саней под предлогом, что не бежать же ей следом. Во-вторых, князья не любят, когда их добро попадает в чужие руки и неважно, что Юрий Васильевич понятия не имел, что ему везут в качестве подарков.

Весь обратный путь Дуня думала, как сделать так, чтобы хороший поступок не обернулся бедой для воёв.

Подъезжая к знакомому постоялому двору, чтобы наскоро перекусить, привести себя в порядок, боярышня подозвала к себе старшего.

— Кузьмич!

Воин остановил коня и когда сани боярышни поравнялись с ним, поехал рядом. Потесненный Юрята зыркнул глазами, но отвоёвывать своё место обратно не стал.

— Кузьмич, — начала Дуня, понимая, что о трофее надо бы говорить приватно, но тянуть с этим ещё хуже.

Того же Юряту Гусева ни за что не спровадишь отсюда, а постоялый двор приближается,и Оболенская обязательно пойдет на обострение ситуации. Она отогрелась, воспрянула духом, и как все больше переживает о будущем, нежели о прошлом.

— Я вот о чём, — замялась Евдокия, подбирая простые слова в сложной ситуации, — боярышня везла дары князю…

В этот момент в воздухе повисло напряжение, и все замедлили ход. Дуне пришлось повысить голос, чтобы её слышали остальные воины.

— …Так вот Кузьмич, ты можешь сделать всё как положено и передав нашему князю его долю, поделить остатнее.

Кто-то из воёв одобрительно кивнул, но остальные ждали к чему ведет боярышня.

— Но я советую тебе… всем вам… как можно скорее слать гонца к князю с докладом о случившемся. Князь должен знать, что людоловы пришли к нам со стороны Литвы, напали на караван боярышни, разорили хутор и деревню. Бумаг при них не было и личности неизвестны.

— Как же неизвестны… — хмуро поправил ее старший, — кричали, что они паны и грозили всяческими карами.

Евдокия посмотрела на Юряту и тот согласно кивнул, а после добавил:

— Один точно паном был и не раз у нас бывал.

— Думаю, что узнал ты его после боя, а до этого распознать в татях знатного человека никто бы не смог, — многозначительно глядя в глаза Юряты, жестко произнесла Евдокия.