заросли кустов впереди. Её странное поведение и то, как она вдруг начала двигаться, мне не нравилось. Действие амулета не могло закончиться так скоро, а свои команды ей я не отменял.

Из кустов, на которые смотрела Злата, раздался приглушённый вздох ужаса и, почти сразу вслед за ним, резкий арбалетный щелчок. Я растерялся и даже не успел понять, что вообще происходит.

За какой-то миг, или даже меньше, долю мгновения, рука Златы оказалась прямо перед моим лицом, арбалетный болт, который должен был оборвать мою жизнь, был в ней. При всём желании я бы не успел ни уклониться, ни набросить щит.

Злата надавила большим пальцем и металлический, кованый, болт, с громким, стеклянным, звоном переломился, его наконечник мягко, почти беззвучно, упал на листву. Не знаю зачем она это сделала, но выглядело это абсолютно нереально. Злата чуть наклонилась и бережно поставила свою корзинку у ног.

– Демон! – заорал мужик-разбойник, выскочил из кустов, держа длинный, грязный, а местами и поржавевший меч двумя руками над головой, и бросился на меня, кажется, это был тот, который тогда сбежал последним.

Перемещение Златы, её движения, я вновь не успел разглядеть, она вдруг как-то просто оказалась далеко впереди, прямо с ним рядом. Два удара прошли почти мгновенно, если бы я не был на таком взводе, то наверняка не сумел бы различить и их. Левой рукой Злата отбросила меч разбойника в сторону, а правой, ребром ладони, тут же сломала ему кадык, возможно и позвоночник, потому что, кажется, при этом был слышен какой-то хруст.

Мужик свалился как-то неестественно: на спину, но с опущенным на самую грудь подбородком, без крика или даже хоть какого-нибудь стона или хрипа. В тот миг, когда его тело коснулось листьев, он точно был уже мёртв. Злата, как ни в чём ни бывало, вернулась, подняла свою корзинку и пошла дальше. Мне ничего не оставалось кроме как набросить слабый шит о физических повреждений и поспешить за ней.

До тропинки мы добрались быстро и без дальнейших происшествий. Злата нашла дерево, бросила корзинку и улеглась под него, глаза её медленно закрылись.

Змея амулета разомкнула зубы, свалилась на листву, вновь, на этот раз совсем слабо, осветилась, отползла чуть в сторону и замерла. Я сделал шаг к ней, хотел её подобрать, но не успел. Амулет разрушался: гнил, чернел и разлагался прямо на глазах, спустя пару мгновений от него осталась лишь какая-то чёрно-бурая жижа. Я про себя выругался. О том, что эта вещь одноразовая, учитель меня не предупредил.

Магический след на Злате всё же остался, но совсем слабый, такой, что точно бы выветрился до утра. Я быстро подтёр его ещё насколько смог, чуть отошёл, спрятался за деревом неподалёку и набросил на себя лёгкое заклинание «отвода глаз».

Ждать мне пришлось недолго, от силы четверть часа. Злата тихо застонала, очнулась, испуганно вскочила и стала растерянно панически озираться. Глаза её были обычными, разве что слегка покрасневшими и опухшими. Я развернулся и быстрым шагом пошёл прочь.

В лесу совсем стемнело, гулко ухали, а иногда и шумно хлопали крыльями, охотились, ночные птицы, где-то возились и рычали хищники. Я шёл к лагерю разбойников, хотя больше всего на свете хотел просто сбежать, уйти от этого места, как можно дальше. То, что я собирался сделать, ужасало меня, это и то, что я не чувствовал ни жалости, ни сострадания.

Безопасность Златы всё ещё была лишь видимой, маг во мне слишком хорошо это понимал. Без завершения дела, любое, даже самое идеальное, его начало не имеет смысла. Это слишком разные вещи: имитация и борьба. «Не разыгрывай представлений для собственной совести», – говорил об этом учитель, – «не делай пустых, показных, вещей. Лучше уже сразу смирись со вторым вариантом до конца, прими его, как выбор, как свою ответственность». Все недоделки он всегда называл малодушием, глупостью и пустой тратой сил.

Найти оставшихся разбойников заклинаниями «обнаружения жизни» оказалось совсем просто: новая сила внутри всё ещё поддерживала меня, все мои заклинания теперь словно на неё «умножались», становились мощнее в сотни, если не в тысячи, раз. Энергии, впрочем, на этот поиск, не стихийную магию, у меня тоже ушло немало.

Идти мне пришлось недолго, всего от силы час или полтора: лагерь разбойников, как ни странно, был совсем близко от деревни, теперь я понимал почему они старались по возможности не трогать местных – это было слишком опасно для них самих.

Обжитым это место явно не выглядело: разбойники ютились в лёгких, разборных, палатках из шкур, видимо часто переходили тут неподалёку с места на место. Сторожевых собак, которых я опасался больше всего, да и вообще никакой охраны вокруг не было. В лагере царили полнейший разгром и запустение. Я на всякий случай набросил щит, зажёг над рукой небольшой шарик огня, чтобы стало посветлей, и подошёл ближе.

В воздухе витал запах смерти. Тут и там, в лужах ещё не застывшей крови, валялись рассечённые и заколотые тела. Нападение было неожиданным, подлым. Практически никто из убитых даже не успел достать оружие и дать хоть какой-то отпор. Некоторые же, судя по положению тел, вообще перед смертью от чего-то вырубились и спали, либо от какого-то крепкого вина, которым от них до сих пор сильно разило, либо от яда.

Издали, из арбалетов, были убиты только двое, причём второе тело стояло у дерева и было утыкано болтами и стрелами сплошь, так, что напоминало какого-то абсолютно жуткого, нереального, металлического, ежа. По клочкам оставшейся одежды, росту и очертаниям фигуры в нём смутно угадывался долговязый парень-весельчак. Первым убитым был, кажется, мужик, который меня тогда догнал и толкнул, у него два арбалетных болта торчали из живота и один из шеи, все они были разными. Перед смертью он шёл, а затем и полз по земле по направлению к первому стрелку, кровавый след протянулся за ним по листьям шагов на десять-пятнадцать. Выглядел он действительно жутко: на лице его застыла гримаса чистой злости и неверия, а в огромной лапище он судорожно, словно свою последнюю надежду, сжимал меч.

Понять, что здесь случилось было несложно. Разбойники делили власть. Я знал, догадывался, что рано или поздно так и произойдёт, но не думал, что настолько скоро. Ничего не изменится. Этим людям нечего терять и некуда идти. Они словно лютые, бешеные, звери. Да, первое время они будут растеряны, но лишь до тех пор, пока лидерство в их шайке-стае не возьмёт кто-то другой. Банда реорганизуется, возможно станет осторожнее, но всё