Оставалась еще одна капсула. Возле теплиц. Собственно, это была не совсем капсула, а так, что-то вроде переоборудованного модуля, ведь некоторые растения должны жить только в невесомости. И техник, обслуживающий теплицу, должен перемещаться именно в ней. Краем глаза девушка видела ее, когда Тиока показывала ей теплицы. Насколько этот модуль оборудован для эвакуации — вопрос второй. Первый — на месте ли он?

Пока лезли до теплиц — опять пришлось карабкаться по лестницам — корабль несколько раз содрогался. Время от времени слышался скрежет и треск, а свист уходящего воздуха порой заглушал вопли системы эвакуации. Валентина старалась не думать о том, что происходит и в чем причина. Спасти свою жизнь и жизнь подруги — вот что главное. Покинуть корабль. Остальное потом. Ох, только бы капсула была на месте! Только бы…

Она там была. А это значило, что техник-смотритель не добрался до теплиц. Но прежде, чем Валентина успела хотя бы открыть люк, ее окликнули:

— Эй!

Девушка обернулась. Из шахты лифта вывалились двое. Мужчина и женщина. Женщина вяло — сказывались пробоины и разреженная атмосфера — отбивалась, но мужчина тащил ее волоком, чуть ли не за волосы, как дикарь. С трудом Валентина узнала в нем штурмана Минка, который, как-то сохраняя вертикальное положение, не столько шагнул, сколько качнулся к ним:

— Погодите!

Висевшая у него на руке доктор Рози упиралась из последних сил:

— Нет! Не надо!

— Забирайтесь, — хрипло прорычал штурман. — Живо! Ну!

— Нет! — Рози несколько раз ударила его по плечу. — Нет!

— Живо! — на мужчину было страшно смотреть.

— Я не оставлю тебя! — медичка плакала злыми холодными слезами.

— Ты должна.

Валентина напряглась. Тиока еле стояла на ногах, и девушка чувствовала себя одинокой, как никогда.

Одного касания комма штурмана было достаточно, чтобы крышка отскочила, явив внутренности.

— Она на одного! — первой сообразила Рози. — Я не могу лететь! — в голосе ее слышалось что-то вроде истеричной радости. — Я останусь…

— Нет! — штурман буквально швырнул ее внутрь, после чего безо всякого почтения схватил за локоть сползающую на пол Тиоку и толкнул туда же: — Позаботься.

Валентина заставила себя выпрямиться. Втроем в капсуле, предназначенной для одного, шансов спастись практически не было.

— Все… настолько серьезно? — услышала она свой голос и поразилась звучавшим в нем интонациям.

— Да.

На долю секунды их взгляды встретились.

— Спасайтесь, — тихо сказал мужчина.

— А вы?

Рядом в капсуле навзрыд заплакала Рози.

— Я должен спасти корабль. Или то, что от него осталось, — он не смотрел на плачущую женщину, зацепившись взглядом за другие глаза. И Валентина совершенно не к месту подумала, что он смотрит на нее нарочно, чтобы не видеть ту, вторую, потому что на нее смотреть было слишком больно.

— А… капитан? — во все века и времена это была его прямая обязанность.

Рози тихо взвыла.

— Погиб.

Не было ни времени, ни желания рассказывать, как это случилось.

— Я, — она сама не поверила в то, что все-таки это произносит, — могла бы помочь. Я знаю… догадываюсь, что случилось и…

Он моргнул. Замершее было время побежало снова, ускоряя ход.

— Пошла.

Ее пихнули к капсуле, из которой уже смотрели две пары глаз. Вдвоем на одном сидении.

— Но я знаю программу, и я…

— И ты — пассажир! — штурман Минк прорычал это слово так, что в его устах это было похлеще любого мата. — Лезь, сс-с-с…

После чего он ее ударил.

От боли и неожиданности у Валентины потемнело в глазах. Она потеряла равновесие и свалилась внутрь капсулы, прямо на девушек.

— Держи!

Что-то шлепнулось сверху, после чего крышка люка упала, отрезав их от внешнего мира. Закричала медичка — долгим, отчаянным воплем матери, на глазах которой погибал ее ребенок. И под этот крик спасательная капсула дрогнула, срываясь в полет.

Второму пилоту Райсу было страшно. Так страшно, что юноша не позволял себе отвлечься. «Агути» разваливался на части. Корабль получил уже три пробоины — одну из них ту самую — были повреждены двигатели. Сейчас из четырех работал только один, и «Агути» вращался вокруг своей оси, двигаясь по закругленной траектории. Учитывая близость планеты, которая тянула его к себе, это могло означать только одно — мягкой посадки не будет. Они не просто падали, как метеорит, они летели с ускорением. Столкновения было не избежать, и все, что он мог — это сделать так, чтобы последствия были не такими разрушительными. Например, дотянуть до воды, где более плотная среда чуть-чуть затормозит скорость. Впрочем, это все равно означает конец. Для него — так точно. Но, пока он у штурвала и пытается как-то выровнять полет, оттягивая миг падения, у экипажа остается шанс спастись. В капсулах или как-то еще, но спастись. Он читал о совсем уж небывалых случаях — когда при падении кто-то ухитрился схватиться за кусок обшивки и спланировать на нем, как на доске для серфинга. Или успеть нацепить скафандр и выпрыгнуть в самый последний момент, уже в атмосфере. Или… а, не важно. Для этого людям надо дать время. И он его давал.

Система экстренной эвакуации орала, как бешеная. Настойчивые сигналы: «Внимание всем! Срочная эвакуация!» — лезли в уши, били по нервам, и Райс потянулся оборвать связь. Все равно ничего хорошего он больше не услышит.

Он и не услышал сухой треск проводов. Только мигнул свет — на долю секунды на пульте погасли все огни и обрушился краткий миг мертвой тишины — а потом в кресло рядом шлепнулся штурман:

— Жив?

Райс смотрел во все глаза:

— В-вы?

— Как корабль? — быстро пристегнувшись, Минк подался вперед. Он сидел в кресле первого пилота, строго по центру, даже не подумав занять свое или капитанское, и шарил по пульту с таким видом, словно всю жизнь водил корабли этого класса.

— В-вы умеете… водить? — ничего другого Райсу в голову не пришло.

— Пришлось. Как корабль? — Минк уже что-то нашел. Он погрузил одну руку в сенсорную перчатку штурвала, другой продолжая что-то нажимать, переключать, кодировать.

— Еще держится. Но…

— Вот и держи. Что впереди?

Несколько обзорных экранов еще работали. На них вставала планета. Она занимала собой все — даже по бокам не осталось ни клочка космоса. Ее серо-розовый бок медленно поворачивался. Судя по всему, там были облака. Корабль уже вошел в экзосферу* и ввинчивался дальше.

(*Экзосфера — самая верхняя часть атмосферы, границы ее весьма условны. По большей части состоит из нейтральных газов и водорода. Прим. авт.)