Волки за моей спиной снова напряглись, а я, наоборот, насупилась еще больше:

– И тебе здравствуй, коль не шутишь.

Друид тяжело вздохнул:

– Мне уже давно не до шуток, Бас. Думаешь, если бы мне не была так сильно нужна помощь, я бы тебя позвал?

– После того как ты заявил, что если я покину твой лес, то могу больше не возвращаться? Нет, не думаю. После такого надеяться на что-то с твоей стороны было опрометчиво. Поэтому я здорово удивилась, увидев в храме письмо с твоей подписью.

– Просто у меня нет выхода, – криво улыбнулся владыка. – Наш лес умирает, Бас. И если нам не поможешь ты, то, боюсь, не поможет уже никто.

* * *

– Наран, Роар, благодарю за службу, вы свободны, – уронил Эйлинон, когда напряжение в комнате достигло апогея.

Стоящие у двери оборотни поклонились и, стараясь не показывать, до какой степени их шокировала встреча с повелителем, без единого звука вышли. Но когда следом за ними в сторону двери развернулся вожак, владыка неожиданно качнул головой:

– Нет, Рокхет. Ты мне еще понадобишься.

Я вопросительно приподняла брови.

– У меня было видение, – кратко пояснил свой приказ друид, и все вопросы мигом отпали. В качестве провидца повелитель «зеленых» был, пожалуй, сильнейшим в северном лесу, а может быть, и вообще на Оллоре. Так что прислушаться к его словам стоило. И мне, и тем более Рокхету.

Само собой, о гостеприимстве владыка тоже не забыл, поэтому, прежде чем нагрузить меня своими проблемами, сделал приглашающий жест, предлагая устраиваться поудобнее. Я стесняться не стала и плюхнулась в единственное стоящее рядом с ним плетеное кресло, демонстративно забросив одну ногу на другую. Сам повелитель аккуратно присел на стоящий чуть поодаль стул, смутно похожий на деревянный трон. А Рокхет – полагаю, что изрядно удивленный и такой же озадаченный, как я, – не придумал ничего лучше, как встать у меня за спиной, потому что по долгу службы сидеть в присутствии владыки ему было не положено, а торчать посреди приемного зала он, по-видимому, посчитал неприличным.

Я осторожно потянула носом воздух.

От оборотня в последние дни стал исходить совершенно неповторимый, какой-то особенный и на редкость притягательный запах. Поначалу это был запах человека с примесью живущего внутри него волка. Затем человеком от него стало разить все меньше и меньше. И вот сейчас лохматый стал пахнуть именно зверем – могучим, диким, лесным. Надежным, как скала. И непредсказуемым, как ураган.

На меня, как ни удивительно, этот аромат оказывал успокаивающее воздействие, поэтому я не стала протестовать против присутствия волка у себя за спиной, а просто снова вопросительно посмотрела на друида.

– Около полугода назад у нас появились сложности, – правильно понял меня владыка. – Мы начали замечать, что во дворце стало трудно находиться. Сперва в центральном крыле, затем в главном жилом крыле, потом в соседних помещениях…

– Трудно в каком плане? – нахмурилась я.

– Мы стали утрачивать контроль над магией.

– Чего-о?!

Эйлинон хмуро кивнул:

– Пока это происходит исключительно во дворце. Но чем дальше, тем шире распространяется аномалия и тем сложнее нам здесь находиться.

Я озадаченно кашлянула.

Так вот почему и дворец, и площадь перед ним показались мне такими пустынными. Раньше, куда ни сунься, везде можно было наткнуться на целую кучу самого разного народа. Простые друиды, именитые друиды, гости, слуги, охранники… в прошлый раз возле дворца было не протолкнуться. А теперь создавалось впечатление, что друидов поразил страшный мор. И это при том, что они фактически не болели.

Единственной их слабостью была темная часть магического дара – к сожалению, у всего на свете имеется обратная сторона. Вот и друиды, будучи сильнейшими магами жизни, страдали от двойственности собственной магии и носили в себе, словно свернувшуюся клубком змею, энергию разрушения, которая была тем сильнее, чем могущественнее был сам друид.

В обычное время магия жизни «зеленых» уравновешивала опасную составляющую, и та не доставляла особых проблем. А если случались какие-то трудности, то «зеленые» давно нашли способ с этим бороться и избавлялись от излишков темной энергии, сливая их в посторонние предметы. «Зараженные» таким образом вещи опускались в специальный бассейн в одном из древних святилищ. И уже там проходили ритуал очищения, благодаря чему друиды обретали покой, а та гадость, которой они владели, не успевала никому причинить вред.

Особенность этой магии заключалась еще и в том, что энергия разрушения была губительна для своих носителей. Друиды могли убивать… Это тоже правда, причем убивать они умели ничуть не хуже, чем лечить. Но мало кто знал, что единожды обратившись к темной части своего дара, друиды умирали сами, поэтому воспользоваться ею могли лишь один раз в жизни.

– Сколько народу погибло? – тихо спросила я, прекрасно зная, как ценили «зеленые» любые проявления жизни и как горевали, когда кто-то из них раньше времени уходил на встречу с богами.

Владыка тяжело вздохнул:

– Пока ни одного. Но деревьев в моем лесу за эти полгода заметно прибавилось.

Я вскинула на него неверящий взгляд:

– Они что?!

– Да, Бас, – невесело улыбнулся Эйлинон. – Все, кого коснулась эта зараза, предпочли сменить форму. Но не мне тебе говорить, что мы их фактически потеряли. И вот таких потерь у меня уже больше полутора сотен.

Я прикусила губу.

А вот это уже действительно серьезно.

Друиды, как и оборотни, тоже имели вторую ипостась. Но если мы меняли форму на звериную, то «зеленые», как следовало ожидать, умели превращаться в деревья. В самые настоящие, с большим толстым стволом, раскидистыми ветвями, мелкими темно-зелеными листочками и бугристой корой. Именно с этим были связаны особенности жизненного цикла «зеленых», этой же способностью объяснялось их удивительное долголетие, она же дарила им некоторые преимущества в человеческой форме.

Но что самое главное, смена формы у друидов считалась необратимой.

На это обычно решались те, кто устал от жизни и испытывал непреодолимое желание отдохнуть. Не умереть в полной мере, а именно сменить одну форму жизни на другую. Когда такое желание возникало, состарившийся друид просто прощался с семьей и уходил из дома, а вскоре в северных лесах появлялось еще одно величественное дерево. Той самой уникальной породы мэртос, за сохранностью которой друиды следили особенно внимательно.

Дереву ведь многого не нужно: солнечный свет, немного воды, свобода расти куда вздумается… и больше ни о чем думать не нужно. Поэтому порой, утомившись царящей вокруг суетой и кажущейся бесконечной чередой почти одинаковых лет, друиды соглашались сменить беспокойное существование на ласковую безмятежность вечности и долгожданный покой, который плавно переходил в незаметное угасание.