— Прости, — промямлила я. — Я немного не в себе… мы поругались и…

Я отвернулась, мне совсем не хотелось, чтобы мужчина жалел меня.

Или хотелось?

— Да мне, впрочем, все равно, — холодно промолвил он. — Я просто почувствовал твой гнев и решил проверить, все ли в порядке.

Я поджала губы. Велор тем временем потянулся к дверной ручке.

— Ты куда? — удивленно воскликнула я, все еще надеясь, что меня пожалеют и приголубят.

— Как ты верно заметила сегодня утром, у меня есть и свои дела, — не оборачиваясь, сухо проговорил он и вышел.

Я осталась совсем одна.

* * *

Обслуживая клиентов и старательно пряча покрасневшие глаза, я по привычке желала им доброго дня, благодарила за покупку, а сама прокручивала в голове все, что когда-либо делала или говорила. Все что только могла вспомнить.

Я действительно человек не без греха. А как иначе? Кого-то я осуждала, кого-то, вместе с той же Ритой, обсуждала. Кому-то давала настоятельные рекомендации, желая, конечно же, только добра.

«И Макса я воспитывала, не спорю, — сама с собой вела я диалог. — Но со мной ведь он стал только лучше!»

А потом поняла, что именно этому «лучше» я и оказалась в итоге не нужна.

А еще Велор…

«Накинулась на него, как полоумная! — страдала я, вспоминая ссору той ночью. — И сейчас, попавшись мне под горячую руку, брюнет вновь отхватил пару ласковых».

Я схватилась за голову.

— Рита ведь тоже неправа, — твердо, словно желая убедить себя же, сказала я, но в одночасье снова захныкала от стыда.

Я не имела права судить ее.

Маргарита всегда поддерживала меня, всегда была на моей стороне! А я из вредности, не желая простить и хоть как-то понять поступки Велора, столько ей наговорила.

Занимаясь самобичеванием, попеременно чередуемым с саможалением, я не заметила, как прошел день. На улице совсем стемнело.

«Зима приближается», — вдохнула я слегка морозный воздух, остановившись на ступеньках магазинчика.

Велор не зашел за мной в книжный, как это бывало. На этот раз он просто ждал у входа в машине, и это был дурной знак. Я чувствовала, что он злится.

Заперев лавку, я осторожно приблизилась к черной громаде, неожиданно для себя открыла переднюю дверь и, не глядя на брюнета, залезла. Щелкнула ремнем безопасности.

— Привет, — промолвила наконец я.

— Привет, — отозвался он.

Равнодушия… хоть ведром черпай!

Джип аккуратно стронулся, и мы помчались по городу, ослепленному мерцающими огнями. Я глазела в окно, старательно изображая любопытство.

— Впереди и вправду удобнее, — невпопад сказанула я. — Обзор шире.

Мужчина только промычал что-то в ответ. Разговор никак не клеился.

Силясь придумать что-нибудь еще, я незаметно для себя задремала. Неожиданно машина подскочила на кочке и тут же угодила в неглубокую выбоину — мы свернули на гравийную дорогу.

Я встрепенулась и окинула Велора удивленным взглядом. Он водил довольно неплохо и всегда старательно объезжал все препятствия на пути.

«Он что это нарочно? — изумилась я. — Мстит мне?»

Машина, словно подтверждая мои догадки, вновь нехило подскочила.

«Паразит!» — выругалась про себя я, судорожно хватаясь за сидение.

Спустя полчаса, наконец впереди замаячили огоньки дома. Я облегченно вздохнула: «Хоть живыми добрались!»

Велор аккуратно въехал во двор, заглушил мотор и тут же выскочил, чтобы запереть ворота. Я же сидела как на иголках. Мне предстояло сделать невероятно важное дело.

— Велор! — окликнула я уже направляющегося к дому мужчину.

Быстрым шагом догнала брюнета, встала прямо перед ним и, вдохнув побольше воздуха, как школьник у доски, затараторила:

— Велор, извини меня, пожалуйста! Я не хотела тебе грубить сегодня. И за ту ночь прости. И за стакан молока. Я повела себя глупо и неприлично. Я, конечно, понимаю, ты взрослый мужчина и у тебя есть… — чуть не подавилась от смущения я, но все же продолжила, — взрослые потребности. Но я была бы несказанно рада, если бы ты сделал мне одолжение, отнесся ко мне с пониманием и… — снова помедлила я, — не встречался с женщинами, пока мы связаны.

Хлебнув холодного воздуха, я замолкла. Мне казалось, я пробежала пятисотметровку за десять секунд, сердце так о ребра билось, будто ломало их изнутри.

Мужчина не спешил с ответом, и я замерла в тревожном ожидании. А затем Велор издал серебряный смешок и промолвил:

— Несказанно?

Я не поняла смысла сказанного.

— Эмм… Прости, что?

Он снова издал серебристый звук.

— Ты сказала «несказанно рада»? — вновь переспросил мужчина.

Все еще ничего не понимая, я кивнула. Не знаю, увидел ли это брюнет в слабом свете, падающим из кухонного окна, но тут же он снова насмешливо спросил.

— Элиза, ты что, заготовила речь?

Мои щеки запылали. Я виновато улыбнулась.

— А ты смешная, — протянул Велор задумчиво.

На улице было холодно и я, переминувшись с ноги на ногу, тоскливо поглядела на дом.

— Ладно, идем, — словно заметив мои косые взгляды, бросил брюнет и зашагал по лестнице к дубовой двери.

Я в недоумении все топталась внизу.

— Идем! — обернулся мужчина.

Я не двинулась с места.

«Если он начнет издеваться над моими нелепыми извинениями, я убегу к черту! Буду в лесу жить!» — задрожала я всем телом.

— Так что ты ответишь? — робко выдавила из себя я.

Велору, похоже, доставляло удовольствие мучать меня. Он неторопливо изрек.

— Ну, раз ты будешь несказанно рада, — снова развеселился он, — то я, так и быть, сделаю тебе одолжение, отнесусь к тебе с пониманием и не буду встречаться с женщинами, пока мы связаны, — практически слово в слово процитировал меня он.

— То есть, ты на меня больше не сердишься? — несмело подняла я глаза на брюнета.

— Иде-е-ем! — смеясь, взмолился Велор, открывая входную дверь. — Холодно же!

Он и впрямь не злился и не издевался. Я облегченно выдохнула и с невероятной прытью, почти вприпрыжку, поскакала следом за ним.

Дождавшись, пока я поднимусь на крыльцо, Велор галантно отступил в сторонку, позволяя мне войти первой. Я смущенно затопталась на месте. Мужчина деланно-обреченно вздохнул и кивнул, призывая меня не тушеваться и зайти наконец в дом.

Я несмело улыбнулась и протиснулась в дверной проем, по пути крякнув что-то отдаленно-напоминающее «благодарю». Брюнет только кривовато усмехнулся в ответ и плотно затворил за нами тяжелую дубовую входную дверь.