— Прошу, — мелодично произнесла Амадейна, ловко подхватывая один из бокалов и передавая его мне.

Я со сдержанной улыбкой приняла фужер и, стараясь не выдать волнения, прислушалась к ощущениям. Кольцо не жгло. Поняв, что вино не отравлено, я с облегчением выдохнула и уже без страха пригубила напиток. Упругим шариком он прокатился по языку, оставляя после себя легкий сладковатый привкус, и ухнул в желудок. Под кожей разлилось тепло.

— Вкусно, — сказала я внимательно следящей за мной демонице.

Та улыбнулась и, ухватив одно из крошечных пирожных, отправила его в рот.

Беседа потекла в спокойном русле. Мы говорили о моде (точнее, больше говорила Амадейна, а я кивала), о книгах (теперь ситуация изменилась с точностью до наоборот), о грайсерских лошадях, о Лунаре… Праздник зимней ночи и первую совместную трапезу мы, не сговариваясь, не вспоминали.

Потом речь зашла об украшениях.

— Подожди секунду, сейчас покажу тебе новое творение Лекиара. — Амадейна поднялась с дивана. — Этот темный просто мастер! Такую тонкую работу выполнить не каждому под силу! Я сейчас.

Она улыбнулась и быстрым шагом направилась в спальню. Проводив ее взглядом, я откинулась на спинку дивана. Мягкие подушки ласково приняли в свои объятия, по телу разлилась истома. Вина я выпила совсем немного — всего бокал, — но в голове появилась приятная легкость.

Внезапно кольцо на пальце нагрелось. Не успела я понять, что происходит, как шею кольнуло.

— Ай! — Я выпрямилась, рывком обернулась и встретилась взглядом с Амадейной. — Но почему? — выдохнула растерянно.

После слов Амарелии, после спокойного артефакта… мне казалось, причин для беспокойства не осталось. Это ведь замок Кеорсена! Его дом, его род!

— Порядок существует не просто так, — певуче протянула Амадейна, растягивая губы в холодной улыбке. — И исключения недопустимы. Чем дольше живешь, тем отчетливее это понимаешь.

Последние слова я еле расслышала — меня будто обложили ватой, заглушающей любые звуки. Тело вдруг показалось тяжелым, а еще через секунду его повело, и я рухнула на диван. Последнее, что я ощутила, прежде чем провалиться в беспамятство, — закручивающиеся потоки открываемого портала.

Сначала пришла жажда — такая сильная, что терпеть ее казалось невозможно. За жаждой пришла головная боль, а следом вернулась память. Я вспомнила вино, Амадейну и… укол. Удушливая волна страха заставила разлепить веки, со стоном сесть и оглядеться.

Я однозначно не в покоях Амадейны, да и не в своих тоже.

Помещение, где я оказалась, утопало в густом полумраке. Пахло сыростью. Свет проникал лишь сквозь крохотное полукруглое окно с решетками, расположенное под невысоким потолком. Судя по сине-черному небу, истекал последний час заката. Скоро опустится ночь.

Стоило снова шевельнуться, как подстилка подо мной захрустела. Прищурившись, я попыталась разглядеть, на чем же мне довелось проснуться. Тюфяк. Набитый прелой соломой тюфяк.

Совсем рядом — каменная стена. Холодная, шершавая, с небольшими зазорами между кладкой. Я провела по ней пальцами, исследуя, потом осторожно прислонилась лбом. От тянущей прохлады боль в висках начала медленно отступать. Я позволила себе посидеть еще несколько минут, борясь со слабостью, прежде чем опереться на липковатую от влаги поверхность и встать.

Не спеша, придерживаясь стены одной рукой и выставив вторую, я двинулась вперед. Через пять шагов мои пальцы коснулись новой каменной преграды. Потом еще одной слева. Повернув направо, я сделала семь шагов и врезалась в решетку. Прошла вдоль нее, добралась до другой стены; новые семь шагов, и вот я снова у тюфяка.

Опустившись на тонкую подстилку, я подтянула колени к груди и принялась ждать. Если меня не убили сразу, значит, чего-то хотят добиться. Осталось только узнать, чего именно.

Однако время шло, а ко мне никто не приходил. Камера совсем скоро погрузилась в темноту, наполнилась шорохами. Я обнимала себя за плечи, ежилась от холода, ощущавшегося с каждым часом все отчетливее, и старательно вслушивалась в окружающие звуки — все надеялась услышать поступь приближающихся шагов. Но было тихо.

До самого рассвета я продолжала жадно ловить каждый звук и упрямо боролась со сном. Иногда усталость все же брала свое, и я проваливалась в легкую дрему, но даже в ней не переставала вслушиваться в шорохи.

А утром ко мне наконец пожаловали. Увидев подошедшего демона, я не сдержала усмешки.

— Все-таки ты? — спросила, дернув уголком рта.

Вопрос вышел риторическим — ответ на него стоял по ту сторону решетки и, кривя тонкие губы, не сводил с меня внимательного взгляда.

— Месть? Ущемленная гордыня? Жадность? Амбиции?

— Все сразу, — соизволил ответить демон.

Потом чуть поддернул темные штанины и присел. Теперь наши лица оказались вровень.

— Но сейчас я говорю не только от своего имени, — продолжил он, гипнотизируя меня бледно-голубыми глазами.

— Что, подался в посыльные? — не удержалась я от сарказма, поняв, о чем речь.

Разум сбоил, вымотанный переживаниями и бессонной ночью. Чувство опасности притупилось.

— Ты все так же ершиста… Рея, — хмыкнул высший. — Могла бы быть и поласковее с тем, кто спас тебе жизнь.

Я нахмурилась:

— Ты? Спас?

— Совет хотел избавиться от тебя, но, узнав, что ты избранная Великим истинная пара для одного из нас, мм… передумал.

— Струхнул, — поправила я с улыбкой.

Даже высшие демоны, как оказалось, боятся гневить того, кто стоит над всеми нами. Кто решает наши судьбы, щедро одаривает или безжалостно карает.

— Может, и так. — Торрел пожал плечами. — Но только теперь Совет готов пойти на мирное разрешение вопроса. Тебе сохранят жизнь, Рея, более того — на нее перестанут покушаться. Тебя примут. Закроют глаза на твое происхождение, — медленно, делая паузы между предложениями, перечислял он. — Тебе всего лишь нужно выполнить два простых условия.

— Каких?

Я напряглась. Сомневаться в том, что условия Совета мне не понравятся, не приходилось.

— Первое: отказаться от Кеорсена. — Тонкие губы снова растянулись в улыбке, на этот раз хищной. — Хватит злить Совет своим посягательством на сильнейшего из нас. Дай ему связать себя с достойной демоницей.

Я хмуро глядела на демона, отчетливо замечая, насколько ему нравится происходящее: мое положение плененной и его власть. Интересно, понимает ли он, что Совет лишит его этой дутой власти, как только перестанет нуждаться в услугах посредника?

— А второе условие?

— Выйти за меня замуж, — еще сильнее оскалился Вирсейр. — По сути, сделать то, что и так должна была. Наши семьи окажутся в выигрыше, Совет успокоится, а Верина и Кеорсен станут прекрасной первой парой — гордостью и цветом мира высших.