Когда все было готово, девушка выложила жаркое на тарелку и налила ему свежезаваренный чай. Телман хотел сохранить серьезный вид, но почувствовал, как его физиономия расплылась в широченной улыбке. Ему пришлось приложить усилие, чтобы поменять выражение на более спокойное и не такое счастливое.

– Благодарю вас, – произнес он, опуская глаза. – Вы очень добры.

– Угощайтесь, мистер Телман, – сказала Грейси в ответ, наливая себе чашку чая и усаживаясь напротив. Потом, что-то вспомнив, вскочила и сняла свой накрахмаленный передник, прежде чем устроиться окончательно. – Ну, и хто вам все это обсказал? Мне ведь усе надо точно передать мистеру Питту! – Она снова повернулась к гостю.

Стараясь не говорить с набитым ртом, полицейский подробно рассказал ей все противоречивые факты, которые ему удалось узнать за последние два дня. Он даже хотел попросить Грейси записать все это, чтобы не забыть, но не был уверен, что она умеет писать. Инспектор знал, что миссис Питт научила ее читать, но писать – это уже совсем другое, и ему не хотелось ставить девушку в неудобное положение.

– Вы сможете все это запомнить? – спросил Телман, думая о том, что никогда в жизни не ел лучшего жаркого. Он даже слегка переел.

– Конешно, я усе запомню, – ответила мисс Фиппс с чувством собственного достоинства. – У меня отличная память. А шо вы хочите? Я только шо научилась писать!

Ее собеседник почувствовал себя слегка сконфуженным. Ему действительно уже пора было идти. Не хватало еще, чтобы сейчас вернулся Питт и увидел его на кухне, сидящим с вытянутыми ногами, после вкуснейшей еды! Но комната выглядела такой приятной, с ее запахом чистоты, теплом, посвистывающим чайником на плите – и с Грейси, этой милой девушкой с румянцем на щечках и горящими глазами…

Инспектор не мог понять не только фактов из жизни Коула, но и того, как получилось, что он сидит здесь, на кухне, и отчитывается перед горничной, как перед своим начальником. При этом было видно, что Грейси его ждала и слушает с удовольствием.

– Ну, мне пора идти, – сказал мужчина, нехотя отодвигая стул. – Передайте мистеру Питту, что я продолжу работать по Коулу. Если у него была привычка ссориться со своими партнерами, то, может быть, в этом все и дело? Надо выяснить, с кем он работал.

– Я усе ему обскажу, – пообещала служанка. – Может быть, тогда усе, шо произошло, объяснится.

– Спасибо за ужин.

– Да ну, енто ведь токмо жаркое!

– Но очень вкусное жаркое.

– На здоровье.

– Всего хорошего, Грейси

– И вам не хворать, мистер Телман.

Все это прозвучало так официально, подумалось вдруг инспектору. Может быть, пора сказать ей, что его зовут Сэмюэль? Глупости! Ее совершенно не интересует его имя. Она же была влюблена в этого ирландского слугу из Эшворд-холла! Да и вообще, они ведь не могут договориться ни по одному вопросу – политическому, социальному, юридическому, не говоря уже о проблеме прав и обязанностей человека в этом мире… Грейси была счастлива быть прислугой, а он считал, что прислуживание кому бы то ни было унижает человеческое достоинство.

Телман пошел к входной двери.

– У вас шнурок развязался, – предупредила мисс Фиппс.

Полицейскому пришлось наклониться и завязать его, иначе он мог наступить на болтающиеся концы шнурка и растянуться в холле.

– Благодарю вас, – пробормотал он с яростью.

– Не стоит благодарностей, – ответила горничная. – Я провожу вас. Так положено. Миссис Питт всегда так делает.

Инспектор выпрямился и посмотрел на маленькую девушку сверху вниз. Она радостно улыбалась ему.

Телман повернулся и пошел через холл. Грейси следовала за ним быстрыми и почти неслышными шагами.

Шарлотта знала, что Грейси что-то рассказывала Томасу о той информации, которую принес Телман. Однако это был один из тех дней, когда с утра все идет наперекосяк, и миссис Питт не присутствовала на кухне во время их разговора. Правда, ей приходилось время от времени туда заглядывать. Предыдущий день был мягким и теплым, а сегодня ветер стал резким, и на небе начали собираться дождевые тучи. Одежду, которую она приготовила для Джемаймы, пришлось менять на более теплую. Сама же дочка выглядела очень серьезной и не жаловалась, как обычно, на свой передник. Это значило, что у девочки какие-то серьезные проблемы, которые занимают все ее мысли.

Понадобилось приложить много терпения и умения, прежде чем стало понятно, в чем заключается проблема. Объяснение, данное наконец Шарлотте самым серьезным голосом, напомнило ей, как важны вопросы социальных отношений даже в возрасте девяти лет. Все дело было в том, что девочки в классе Джемаймы сбились в группу из двадцати человек, и среди них была одна властная ученица-лидер, раздававшая своим однокашницам разные поощрения, на которые надо было отвечать тем же. А отказ от этого вел к физическим наказаниям или к исключению из круга избранных.

Миссис Питт подошла к решению этого вопроса со всей необходимой серьезностью. Сама она в школу не ходила – вместе с двумя своими сестрами училась дома с гувернанткой. Однако принципы существования в маленьком обществе школы ничем не отличались от взрослых, а иногда принципы иерархии играли там еще более важную роль. Поэтому и боль от исключения из «ближнего круга» была такой же глубокой.

Дэниел, который был на два года младше Джемаймы, понимал, что происходит что-то серьезное, а он оставлен за бортом. Поэтому мальчик носился по дому с шумом и грохотом, громко комментируя происходящее и всячески пытаясь привлечь внимание матери.

Закончив свою беседу с дочкой, Шарлотта решила, что сама отведет Дэниела в школу, вместо того чтобы поручить это Грейси. В результате, к тому моменту, как она вернулась, разобралась с бельем, которое надо было отдавать в стирку, и определила, сколько еще можно будет носить носки и у каких рубашек надо переставить воротники и манжеты (работа, которую миссис Питт ненавидела), наступило уже позднее утро. И только тогда она наконец смогла усесться с чашкой чая на кухне и выслушать рассказ горничной о том, что сказал ей Телман о противоречивом и странном характере Альберта Коула.

– Умница, – искренне похвалила хозяйка Грейси.

– Я дала ему покушать. Холодную баранину и жаркое. Ничего? – ответила мисс Фиппс, покраснев от удовольствия.

– Конечно, ничего, – заверила служанку Шарлотта. – Его надо кормить как можно лучше, если это помогает развязать ему язык. Я сама готова покупать для него еду.

Про себя же миссис Питт подумала, что еда могла стать второстепенным поощрением инспектора. Главным же была Грейси. Шарлотта прекрасно помнила легкий румянец на лице полицейского и то, как его глаза смягчались, несмотря на все отчаянные попытки скрыть это, когда он смотрел на девушку. Кроме того, она хорошо помнила его горе и отчаяние, когда Грейси переживала свою несчастную любовь в Эшворд-холле.