Она вновь направилась к конюшне, но вторично натянулаповодья. Вдруг Клейтон удержится в седле и прискачет назад на ОпасномПерекрестке? Она от всей души надеялась на это, но тогда уж лучше оказатьсяподальше отсюда. Стоило лишь представить, каков он в гневе, и руки Уитниневольно затряслись от страха.

— Трусиха! — выругала она себя и, взмахнув поводьями,направилась к дому Севаринов, где решила узнать, куда собиралась поехать напикник остальная компания.

Хан вскинул голову, натянул поводья, явно недоумевая, почемуплетется шагом. Коню хотелось размяться, но Уитни, окончательно пав духом, нежелала его подгонять. Никогда в жизни не чувствовала она себя такотвратительно. Почему, почему, стоило ей приехать на родину, как все усилияисправиться пошли прахом, а жизнь снова превратилась в ад? Как она ненавидитсебя за глупую вспыльчивость, от которой, казалось, совершенно избавилась воФранции?

После нескольких минут жесточайших упреков и справедливыхобвинений Уитни снова вспомнила о случившемся. В хорошенький же переплет онапопала! Вряд ли такое сойдет ей с рук. Не дай Бог, конь сломает ногу, и егопридется пристрелить! Но так или иначе, отец никогда не простит ее за этувыходку.

Отец! Впервые в жизни она видела одобрение в его глазах, итеперь все пойдет прахом! Он будет презирать ее за жестокое обращение с лошадьюи, если Уитни попытается объяснить, что хотела лишь ударить всадника, ещебольше разозлится. Нужно каким-то образом все от него скрыть. Слуги непроговорятся, в этом Уитни уверена, а вот как насчет Клейтона Уэстленда?Правда, если она попробует умолять его, просить…

Невеселые мысли были прерваны стуком копыт, выбивавшихбыстрое стаккато на утоптанной земле, и Уитни, оглянувшись, охнула; заметивКлейтона на взмыленном коне, неумолимо догонявшем ее.

Уитни инстинктивно подняла хлыст, чтобы послать Хана вперед,но сдержалась и опустила руку. Клейтон поравнялся с ней, и девушка содрогнуласьпри виде потемневшего от неукротимой ярости лица. Одним гибким движениемКлейтон перегнулся, схватил правый повод Хана и рывком остановил лошадь.

— Можете отпустить повод, — тихо выговорила Уитни. — Я несобираюсь бежать.

— Замолчите! — прошипел он. И поскольку у Уитни неоставалось иного выбора, она продолжала покорно сидеть в седле, пока Клейтонвел коней под уздцы, давая жеребцу остыть. В гнетущем молчании она пыталасьпридумать, что сказать, как ослабить напряжение, но в голове вертелась лишьвежливая похвала Клейтону, так ловко сумевшему укротить норовистого коня.Однако при данных обстоятельствах вряд ли уместно восклицать: «Прекраснаяработа, мистер Уэстленд!»

У остатков старой каменной ограды, в нескольких ярдах отручья, где они впервые встретились, Клейтон остановил коней и спешился. Быстро,но надежно привязав жеребца, он устремился к Уитни, вырвал из ее руки левыйповод и стреножил Хана по другую сторону ограды. Лишь потом, резко приказав ейспешиться, он широкими шагами устремился к огромному платану, росшему навершине холма.

Уитни, заметив плотно стиснутые челюсти, решительнуюпоходку, почувствовала в самом низу живота сосущее чувство страха, словно ядовитаязмея, давно таившаяся там, наконец подняла голову.

— Предпочитаю оставаться здесь, — пробормотала она, неотрывая от него глаз.

Однако Клейтон, словно не слыша, швырнул на землю перчатки,рывком стащил куртку и уселся, прислонясь спиной к стволу, согнув одну ногу вколене.

— Я велел вам слезть с этого коня! Голос его, резкий,повелительный, ожег Уитни, словно ударом кнута. Она неохотно подчинилась и,неуклюже соскользнув с Хана, ступила на булыжник и потом так же осторожно — наземлю, но продолжала стоять рядом с лошадью, мужественно выдерживая его ледяноепрезрение. Только сейчас до Уитни дошло, что Клейтон пытается взять себя в рукии укротить бушующий гнев. Оставалось лишь молить Бога, чтобы это ему удалось.Его взгляд медленно скользил по ней и наконец задержался в одной точке, чутьпониже правой руки. Проследив за ним, Уитни обнаружила, что все еще сжимаетхлыст для верховой езды. Он тут же выпал из ее онемевших пальцев.

— Насколько я понимаю, есть еще немало того, чем вынаслаждаетесь не меньше, чем верховой ездой, — заметил он с уничтожающимсарказмом.

Уитни нервно сжимала и разжимала кулаки.

— Ну же, не стоит стесняться, — продолжал он тихо, но отэтого не менее зловеще. — У вас так много увлечений — а особенно сильнохотелось унизить меня и услышать смиренные извинения, не так ли?

Уитни кивнула, но тут же зажмурилась от яростного пламени,полыхнувшего в глазах Клейтона, и поспешно замотала головой, пытаясь загладитьпромах неуместного признания.

— Не стоит отрицать. Вы получили огромное удовольствие. Иможно предположить, что, кроме верховой езды и моих извинений, вам еще нравитсяорудовать хлыстом, верно?

Что она могла возразить? Уитни лихорадочно соображала, каклучше себя повести. Она искоса поглядела на Хана, страстно желая очутиться какможно дальше отсюда. Однако Клейтон вкрадчиво, но от этого не менее угрожающепредупредил:

— Даже не пытайтесь.

Уитни не шевельнулась. Вряд ли она сможет сбежать, а если ипопытается, он еще больше разозлится! Кроме того, если не позволить Клейтонусейчас сорвать на ней гнев, он, несомненно, пожалуется отцу.

Девушка приготовилась мужественно выдержать любые нападки.

— Вы сами говорили, что у друзей должно быть нечто общее,верно? И хотели, чтобы мы восторгались одними и теми же вещами?

Уитни, конвульсивно сглотнув, снова кивнула. — Поднимитехлыст! — рявкнул он. Ледяной озноб страха пробежал по спине Уитни, а сердцезабилось оглушительно громко. За всю свою жизнь она никогда еще не сталкиваласьс таким холодным, неукротимым бешенством. Она нагнулась и трясущимися пальцамиподобрала хлыст.

— Принесите его мне! — отрезал он. Уитни застыла, неожиданнос ослепительной ясностью осознав его намерения, и Клейтон объявил ужасающевеселым тоном:

— С кем предпочитаете иметь дело, со своим отцом или сомной? Уладим все здесь и сейчас или желаете объясняться с ним?

Уитни терялась в мыслях. Что лучше — физические страдания отрук человека, которого она презирает, или душевные муки от возобновленияпрежней непрестанной войны с отцом? Выбора, собственно говоря, не было.

И не желая доставлять своему палачу удовольствия увидеть еебезумный страх, Уитни по старой школьной привычке гордо вздернула подбородок,приняла вид хладнокровного безразличия и, неспешно направившись к нему,протянула хлыст, словно королева, награждающая рыцарским мечом верного слугу.Полные презрительной надменности зеленые глаза встретились с холодными серыми.