— Ну а теперь мы собираемся разделить все ваши любимыеразвлечения: верховую езду, работу хлыстом и извинения. Вы оседаете мое колено,я пущу в ход хлыст, а уж потом ожидаю услышать просьбу о прощении. Надеюсь, вамясны правила нашей маленькой игры?

Уитни невольно посмотрела на черный кнут для верховой езды ирешительно вскинула голову, не давая себе труда ответить.

— Ложитесь на мои колени, Уитни, — велел он, вежливопротягивая руку, чтобы помочь девушке, и та, к своему ужасу, машинально сжалаее. Один рывок, и Уитни упала на колени и со жгучей ненавистью уставилась наКлейтона. Подняв темные брови, он многозначительно кивнул на свое колено.

Утопая в океане стыда, Уитни выполнила приказ. Его жесткиебедра прижались к ее вздрагивающему животу; в дюйме от ее носа жужжала пчела,запутавшаяся в траве. Где-то над Уитни раздался его голос:

— Я остановлюсь, когда вы извинитесь. Не раньше. Он поднялруку, и Уитни успела лишь растерянно подумать, насколько могут послужитьзащитой юбки амазонки. Ответ был получен немедленно. Хлыст, свистнув, врезалсяв нежную плоть, оставив рубец. Клейтон помедлил, ожидая. Ожидая ее мольбы ипросьбы о прощении.

Но Уитни лишь крепче стиснула зубы. Он может избить ее допотери сознания, она рта не раскроет. Ничего он не дождется.

Его рука опустилась во второй раз, хлыст немилосердно обжегягодицы. Еще одна пауза…

Сквозь застилавшую мозг невыносимую боль Уитни продолжаласчитать, чтобы сохранить разум: три… четыре… пять… Но теперь она тиховсхлипывала. На шестом ударе тело ее дернулось, а из горла вырвался сдавленныйвопль. Его рука поднялась в седьмой раз, и Уитни неожиданно для себя крикнула:

— Прекратите! — и тут же прокляла свою слабость.

Он грубо схватил ее за плечи и, повернув, посадил себе наколени. Уитни пыталась отстраниться, но он лишь сжимал руки и, когда девушкапрекратила сопротивляться, прижал ее лицом к своей груди. Она тяжело дышала, пощекам бежали жгучие слезы, быстро пропитавшие его сорочку, но Уитни продолжаларыдать, скорее от бессильной ярости, чем от боли. Клейтон, словно успокаиваяребенка, начал гладить ее по голове. Уитни гневно отбросила его руку, ноКлейтон, не обращая внимания, продолжал ласкать пышную темно-рыжую копну.

Шли минуты, но Уитни едва успела успокоиться, как его пальцыкоснулись ее подбородка, приподнимая лицо.

— Ненавижу вас! — свирепо глядя на него сквозь пелену злыхслез, прошептала она.

— Знаю, — спокойно кивнул Клейтон. Уитни заметила, что на еголице не отражалось ни ожидаемого торжества, ни удовлетворения, и, не найдя ввыражении его глаз ничего такого, что подогрело бы пламя ее неприязни, простоотвернулась и пристально уставилась вдаль, лишь время от времени вытираяладонью очередную соленую каплю.

— Взгляните на меня, — мягко велел он.

— Нет! — шмыгнула носом Уитни. — Боюсь, что выцарапаю вамглаза, помоги мне Боже!

— Вы сейчас сердитесь не столько на меня, сколько на себя.

— Хотите побиться об заклад? — бросила Уитни, но сама почувствовала,как утихает гнев при виде Опасного Перекрестка, чья атласно-черная шкураблестела от пота.

Какое чудо, что лошадь не покалечилась, а всадник оказалсядостаточно опытным, чтобы не вылететь из седла, и достаточно мудрым, чтобыпродолжать скакать верхом, а не повернуть к конюшне. Действительно, настоящеечудо. Двойное! Оба невредимы!

Клейтон был прав — она полна горечи и обиды на себя за то,что сотворила, хотя жалела больше лошадь, чем человека. Поняв наконец, чтоКлейтон ждет ее извинений, девушка монотонно проговорила:

— Я вовсе не собиралась бить лошадь, а хотела ударить вас.Но так или иначе, это с моей стороны было опасным безрассудством, ребяческойвыходкой, за которую меня стоило наказать, как наказывают провинившихся детей.

— Благодарю вас за это, — ответил он почти нежно.

Провиниться, подвергнуться наказанию, почувствоватьраскаяние и получить прощение — подобной последовательности событий Уитниникогда не приходилось испытывать в детстве. Когда она извинялась перед , отцом,тот, выслушав ее, разражался очередной назидательной тирадой о ее недостатках инесовершенствах. Того же самого Уитни ожидала и от Клейтона. И сейчас онавоззрилась на него, едва веря собственным ушам и глазам. В серых глазахсветилась неподдельная теплота, на губах играла мягкая, понимающая улыбка.

И Уитни неожиданно почувствовала себя так, словно они сталисамыми лучшими, самыми близкими друзьями, словно между ними существовалоособенное родство душ. Странное ощущение ошеломило девушку, а потом охватило еесущество, будто весенним разливом сметая все наносное на своем пути.

— Мне ужасно жаль… ведь…

— Ни слова больше, — перебил Клейтон тихо. — Все забыто ипрощено.

Он медленно наклонил голову, и Уитни поняла, что он сейчаспоцелует ее, но, вместо того чтобы отстраниться, подняла лицо, словно стремясьполучить доказательства прощения. Их губы слились в долгом нежном,нетребовательном поцелуе. Даже когда что-то изменилось и между ними пробежалаискра страсти, Уитни понимала, что Клейтон позволит ей отстраниться, если оназахочет этого. Но вместо этого ее руки скользнули вверх по его груди, обвилисьвокруг шеи, и все мгновенно изменилось.

Длинные пальцы развязали шарф и утонули в роскошных прядях.Осторожно сжав ладонями ее лицо, он заглянул в сияющие зеленые глаза. — Боже,какая ты сладкая, — шепнул он.

Сердце Уитни, казалось, на миг перестало биться, но тут жебешено заколотилось, когда он снова припал к ее губам. Он целовал ее долго инеторопливо, медленными пьянящими поцелуями, обводя языком ее губы, сначалалегко, словно дразня, потом настойчиво, требуя, чтобы она раскрыла их, и стоилоУитни подчиниться, как язык властно проник в теплую пещерку, а руки, проведя поспине, спустились ниже, отыскали местечко, где оставил рубцы хлыст, прижали несопротивляющуюсяУитни к мужскому телу и начали нежно гладить, прогоняя боль.

Безумные, буйные, ни с чем не сравнимые ощущения пронзалиУитни с головы до ног, насквозь, до кончиков пальцев, оставляя ее обессиленной,дрожащей, льнущей к этому недавно совсем еще чужому и ненавистному мужчине.Голова кружилась, земля, казалось, перестала вращаться и бешено летела куда-тов пространство, когда он уложил ее на траву рядом с собой и сжал в объятиях.Потом, приподнявшись, наклонился над ней, и Уитни слабо, еле слышнопролепетала:

— Мы не…

Но он властно завладел ее ртом, заглушая протесты, всвирепом, почти безумном поцелуе. Он снова раздвинул губы Уитни, дразня итерзая их своим языком, осторожно входя внутрь и отстраняясь, пока Уитни,сгорая от желания, не коснулась совсем робко своим языком его губ.