Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начхран восстановил свою боевую группу, состоявшую из отлучённых от государственной службы бывших ментов и спецназовцев. Они-то и разработали, и отрепетировали операцию похищения женщины. Был изучен распорядок ее дня и в будни, и в выходные. С такой же тщательностью отследили местонахождение соседей по подъезду и по лестничной площадке в рабочие дни. Место заточения подобрали в соседнем городке, где заложнице предстояло находиться до тех пор, пока не освободится Банкир. А тот поставил начальнику охраны обязательное условие, чтоб она оставалась в здравии вплоть до того времени, как он доберётся до неё лично.
Но Банкир не смог добиться УДО, ему грозило продление срока заключения, и операция похищения подвисла. Между тем, начальник охраны не мог долго задерживаться в России. Хотя две пластические операции изменили его внешность, он, сам в прошлом оперативный сотрудник спецслужб, знал, что рано или поздно до него доберутся. Его мог заложить и уголовный мир, который очень его невзлюбил, с тех пор как он подставил пару воров в законе, свалив на них пропажу одного из их «общаков», который он же и присвоил.
Начхран сомневался, что сможет покинуть страну без проблем. Поэтому решил подстраховаться — использовать похищение женщины в своих интересах, держать ее как заложницу или фигуру торга с силовыми структурами до тех пор, пока сам не окажется за границей.
В ЗАТОЧЕНИИ
Фургон с надписью «холодильники» подъехал к «хрущевке» на дальней окраине соседнего городка. Единственный подъезд дома был обращён к торцу производственного здания без окон. Грузчики подняли коробку из-под холодильника на пятый этаж и внесли в дверь одной из двух квартир на площадке. Вторая дверь здесь никогда не открывалась, потому что обе квартиры на этаже были объединены в одну.
Калерия Германовна очнулась на диване в комнате, освещённой торшером у изголовья и настенным бра. Голова болела, в теле ощущалась вялость, язык распух. Кожа вокруг рта саднила. Но Калерия была рада, что хоть скотч сняли. Хотелось вздохнуть полной грудью, но не получалось. Единственное окно в комнате были зашторено.
С трудом поднявшись, она немного посидела, справляясь с головокружением, потом, пошатываясь, прошла к окну и раздвинула шторы. Окна не было. На его месте были наклеены фотообои с изображением пластиковой рамы и городского паркового пейзажа за ним.
Женщина подошла к единственной двери напротив дивана. Она была заперта. Рядом стояла хлипкая пластиковая табуретка на трёх ножках, на которой она увидела тарелку с парой бананов и яблоком, бутылку с минералкой и кружку. Бутылка была плотно закрыта и Калерии Германовне понадобилось большое усилие, чтобы ее открыть. С жадностью выпив сразу полкружки, она вернулась к дивану, трезво рассудив не биться в закрытую дверь.
— Сами придут, куда денутся, — подумала она, удивившись попутно своему хладнокровию и трезвости мышления в такой ситуации.
На смену страху, испытанному ею в собственной квартире, пришло состояние полной заторможенности. Думать ни о чём не хотелось, налитые тяжестью веки опускались. Она снова легла и задремала.
Калерия Германовна проснулась от звука открываемого замка и скрипа поворачиваемой ручки двери. Сердце ее бешено заколотилось. Не шевелясь, она наблюдала сквозь глазную щёлку, как молодой мужчина вкатил в комнату низкий сервировочный столик. На нем стоял электрический чайник, бутылка молока, сахарница, чашка с блюдцем, коробка с пакетиками чая, несколько печенюшек. На нижней полке столика стояла пятилитровая банка питьевой воды. Немного сзади и сбоку шла молодая женщина. Она остановилась шагах в двух от дивана и пристально оглядела Калерию. Молча поставив столик рядом с диваном, молодые люди вышли, снова закрыв дверь на ключ.
Калерия Германовна понимала, что она похищена, но с удивлением для себя не испытывала обычного в таких случаях панического ужаса. Этот ужас остался в ее квартире. Она так долго жила в ожидании чего-то подобного и даже смерти, что после выхлопа паники в момент захвата, ее нервная система как бы спружинила, смягчила потрясение. Главное сейчас — она жива. Конечно, тревожность, как отголосок недавно пережитого страха, давала о себе знать и некоторой спутанностью сознания, и учащённым сердцебиением. Но в целом, она держала себя в руках. А сонливость, общую вялость тела она целиком и полностью относила к продолжающемуся действию введённого ей препарата.
Женщина постоянно чувствовала желание лечь, закрыть глаза, забыться. Она не стала этому противиться. А пробудившись так же внезапно, как и заснула, она сразу поднялась и приступила к обследованию комнаты. Над диваном обнаружила небольшой кондиционер. Судя по зелёному огоньку, он был включён в автоматическом режиме, температура воздуха в комнате была вполне сносной.
В углу комнаты, куда меньше всего достигал свет торшера и бра, обнаружилась малоприметная дверь, по цвету в тон обоев на стенах. За ней оказалась душевая кабина и унитаз.
— Прямо-таки — санаторий, — горько пробормотала затворница, разглядывая эти удобства.
Женщина умылась, привела себя в порядок, глядя в маленькое зеркальце, вделанное в пластмассовую стенку душевой кабины.
Выйдя на середину комнаты, она с минуту прислушивалась. Ни малейшего звука, кроме щелчка вновь включившегося кондиционера и его еле уловимого шелеста, она не услышала. Подойдя к двери, приложила к ней ухо. Полная тишина.
Она села на диван у сервировочного столика, взяла из сахарницы кубик сахара и положила себе в рот. Поставив локти на колени и положив подбородок на сплетённые кисти рук, она застыла в этом положении.
— Где и когда я подставилась? — мучительно пыталась она сообразить.
Первая мысль ее была — «Валентина!». Конечно, сотрудник, приехавший по звонку Калерии, успокоил женщину, сказал, что провёл с девушкой соответствующую беседу, предупредил ее об ответственности за разглашение всей этой истории. Даже потребовал от Валентины забыть имя и номер телефона женщины.
— Но это же просто смешно, — сказала ещё тогда Калерия Германовна оперативнику. — Как можно забыть, если у человека хорошая память?
— Эта разбитная бабёнка могла ляпнуть кому-то из своих мужиков. И пошло-поехало, — продолжала она размышлять. — И так ли уж ни при чём этот Константин, таскавший ее имя и телефон по постелям своих женщин?
Калерию Германовну не оставляло беспокойство после той истории с «трупом». Она просила и ей обещали поменять и номер телефона, и квартиру, но, как теперь стало ясно, слишком затянули с этим делом. И причина проволочки, скорее всего, была чисто бюрократическая. Чиновничья волокита.
— Неужели Валентина? — снова и снова возвращалась Калерия к этой мысли. Но самой ей в эту версию почему-то не очень верилось.
Она