— И все-таки от синдрома первого внука никуда не денешься, — вздохнула Леночка.

— Что ты имеешь в виду? — вздрогнула, точно протрезвела, Полина Сергеевна.

— Я их всех обожаю. Как говорит мой муж, готова их съесть без соли и перца. Но первый, Лешенька, — это был взрыв…

— Взрыв, — кивнула Полина Сергеевна, поразившись тому, что они нашли одно и то же слово для описания своих чувств.

— Это как первая любовь, — продолжала Леночка, — как первый шаг в новый мир. Первая любовь ничем не лучше, не больше, не дороже, чем вторая или третья. Но именно она производит взрыв в скале. Проход уже есть, ты по нему двинулась и оказалась в счастливой стране. С тобой то же самое? — поняла Леночка по лицу Полины Сергеевны.

— Признаться, да!

Полина Сергеевна не собиралась делиться своим стыдом — недостаточной любовью к внучке — с кем бы то ни было. Верочка находилась в Англии. Но и с Верочкой она не стала бы откровенничать на запретную тему. А тут случилось — под руку, под мучительные раздумья и самообвинения.

— Я все время думаю… — замялась Полина Сергеевна.

— Что маленькую Полиньку любишь меньше, чем Эмку? — подсказала Леночка с улыбкой.

— Вроде того.

— Не терзайся, подружка! Я через это прошла и нашла объяснение: от перемены мест в последовательности появления внуков наша любовь к ним не уменьшается. Первый — просто подрывник, первопроходчик.

— Кажется, ты сняла с моей души большой камень.

— Всегда к вашим услугам! Как хорошо, замечательно мы стали жить! У меня было двое детей, и я считала себя героиней. У моих Таньки и Володьки уже по двое и хотят по третьему. Шесть внуков! Если кто-то скажет, что мы плохо живем, я плюну ему в рожу.

— Леночка, что за выражения?

— Извини! Я две недели провела с пацанами на даче. Эта кофточка с оборочками, — ткнула Леночка в один из пакетов, — мне кажется, все-таки будет меня полнить.

Полина Сергеевна не верила в бога. Ее дед громил церкви, детей не крестил. Ее родители были атеистами, честными партийцами, и дочь, понятно, не крестили, в церковь не водили. Сама Полина Сергеевна не пришла к богу, у нее не было религиозной тяги, она соглашалась с утверждением, что человека любить труднее, чем бога. К религиозному буму последних лет она относилась со сдержанной иронией, как к модной, но не вредной тенденции. Ходить в церковь лучше, чем в кабак, молиться лучше, чем пить водку. Ни горести прежних лет, ни роковая болезнь, стоявшая на пороге — отчетливый звук тикающих часов, заведенных на два-три года, — не подвигли ее просить высшие силы о милости. Полина Сергеевна не ощущала симптомов болезни, а сознание краткости отпущенного времени неожиданно обернулось благодатью. Она ценила каждый прожитый день, была благодарна судьбе за день завтрашний, который проживет. Общение с родными и друзьями, книги, фильмы, спектакли, закаты и восходы, дождь, снег и ветер, деревья, цветы, каждая травинка, переполненные троллейбусы, автомобильные пробки, снующие по улицам пешеходы — все окружающее обретало особый смысл и наполняло радостью созерцания.

Полина Сергеевна не обращалась к богу, к высшим надчеловеческим силам, потому что до определенного времени могла сама справиться с горестями и несчастьями. Это время неожиданно оборвалось.

Сенька с женой, дочерьми и тещей уже поселились в новой квартире. Эмка доучился в старой школе последнюю четверть, планировали, что он переедет к родителям после лета.

В тот выходной день, первый день каникул, состоялся большой переезд на дачу. Было много хлопот, каждому находилось дело. Эмка ныл — просил отца разрешить покататься на квадрике. Сенька тоже косил глазами в сторону гаража — соскучился за зиму по любимому виду транспорта.

— Оправляйтесь! — махнула рукой Полина Сергеевна.

— Мы быстро, на полчасика! — обрадовался Сенька. — Эмка, по коням!

— Будь внимателен! — традиционно напутствовала Полина Сергеевна.

За прошедшую жизнь «Будь внимателен!» она сказала, наверное, миллион раз. И столько же раз сын пропустил ее слова мимо ушей. Она об этом знала, и это было нормально: традиционно-заботливое материнское пожелание и традиционно-небрежное сыновнее к нему отношение. Но если бы в тот раз Сенька был внимателен!

Он поздно заметил, что лесная дорога, поворачивавшая за двадцать метров до оврага, упирается в участок недавней лесоразработки. Воровавшие древесину браконьеры тракторами и тяжелыми машинами раскурочили землю. Сенька удержал руль, а Эмка не справился с поворотом. Он упал, и вниз по склону покатился клубок из железа, колес, ревущего мотора и мальчика. На середине спуска Эмку выбросило из квадроцикла, дальше они летели отдельно, и подпрыгнувший на дне оврага у ручья комок металла и резины не придавил ребенка.

Когда Сенька сбежал вниз, Эмка, грязный, в изодранной одежде, с неестественно вывернутыми руками и ногами, был без сознания.

— Эмка! Сынок! Эмка! — кричал отец.

Он тряс руками в воздухе, хотя хотелось трясти сына, убедиться, что жив, но было страшно дотронуться, навредить.

Сколько он кричал, выл, рыдал в голос, бил кулаками об землю, Сенька не помнил. Он терял рассудок от ужаса, ему очень хотелось ругаться, остановить распад мозга, а он только повторял имя сына, звал.

— Папа? — открыл глаза Эмка и спросил слабым голосом: — Почему ночь, почему темно?

И снова потерял сознание.

Сенька нес его несколько километров по бездорожью, по глинистым колеям, скользил по ним, ругался сквозь зубы, несколько минут назад они тут лихо пронеслись на хорошей скорости. Он присаживался на обочине, одной рукой придерживал сына, другой доставал сотовый телефон — сеть отсутствовала. Потом, при очередной передышке, связь появилась. Сенька ткнул в последний вызов, в Леин.

— Эмка разбился. Я несу его домой, — хрипло проговорил он. — Вызовите «скорую».

— Боже мой! Как же? Где вы? — забормотала Лея, но Сенька уже отключился.

Полина Сергеевна увидела, как побледнела невестка, ее глаза вдруг стали большими-большими, точно хотели выскочить наружу.

— Что? — спросила Полина Сергеевна.

— Сенька… Эмка раз-раз-разбился, — заикаясь, сказала Лея. — «Скорую» вызвать. Ой-ой-ой!

Следом раздался общий испуганный вздох: ахнула Ольга Владимировна, утробно простонал Олег Арсеньевич, запищала Тайка. Только Полина Сергеевна молчала. Она второй раз в жизни испытывала состояние, когда душа покидает тело. Когда впервые? Сенька объявил, что женится на Юсе. Тоже мне горе — глупость, безделица! Есть у тебя тело, нет у тебя души, а в обморок падать нельзя. Вокруг все полуобморочные, кто-то должен действовать.

— Повтори слово в слово, что сказал Сенька, — потребовала Полина Сергеевна.

Лея повторила.