— Нарвал? — улыбнулась Волгина.

Вместо ответа он протянул ей сочные золотисто-оранжевые груши.

— Эх, тетя Виктория нас не видит, — проговорила Мирослава, вонзая зубы в сочную, сладкую мякоть.

— Тетя так любит груши? — поинтересовался Миндаугас.

— Тетя не терпит, когда фрукты едят немытыми, — фыркнула Мирослава.

— Это она правильно делает, — одобрил тетю Викторию Миндаугас. — Но я думаю, эти груши не представляют опасности для наших молодых организмов.

— Приятно это слышать от просвещенного европейца, — хмыкнула Мирослава, принимаясь за вторую грушу. — Во всяком случае, серьезные последствия нам с тобой вряд ли грозят.

Морис согласно кивнул.

— Разве что диарея, — задумчиво добавила Мирослава.

И заботливо похлопала по спине подавившегося коллегу.

— Никак я не могу привыкнуть к вашим шуточкам, — пробормотал он, откашлявшись.

— Нежный какой! Пообщался бы ты с передовой российской молодежью и купцами третьей гильдии…

— С кем-с кем? — искренне изумился Морис.

— Ну я имею в виду бизнесменов, вышедших из братков.

— Понятно, но что-то не хочется мне с ними общаться.

— Никому не хочется, радость моя, но жизнь заставляет.

— А к какой гильдии вы относите Торнавского? — неожиданно заинтересовался Миндаугас.

— Я пока не могу сказать однозначно.

— И все-таки?! — настаивал Морис.

— Скорее всего, Торнавский ближе к первой гильдии.

— То есть работает в соответствии с законом?

— А ты, конечно, думаешь, что в нашей стране таких не существует.

— Я не знаю, — честно ответил Миндаугас.

— Ну ладно, думаю, нам стоит пойти пообедать. — Мирослава поднялась со скамьи.

— Проголодались?

— А ты?

— Не отказался бы чего-нибудь съесть.

— Вот и я. Кроме того, я соскучилась по обитателям этого дома.

— Что будем искать?

— Ты забыл, что ли?! Царапины!

— И все?

— Еще вникать в разговоры, следить за поведением.

— И за тем, как они отреагируют на Лесневскую.

— Точно! И нужно поспешить, чтобы оказаться в столовой первыми.

— А что там насчет свидания с Константином? — спросил Морис как бы невзначай.

Мирослава взглянула на его бесстрастное лицо и, усмехнувшись, ответила:

— Обещали похлопотать…

Стол ломился от блюд. Морис взирал на неожиданное пиршество с некоторой растерянностью.

— Все объясняется просто, — прокомментировала Мирослава. — Татьяна пытается отвлечься от свалившихся на дом Торнавских бед. Вот и сублимировала свои переживания в кулинарный подвиг.

— Но мы же все это не съедим, — посетовал Морис.

Мирослава в ответ только пожала плечами и положила себе на тарелку говяжью отбивную и овощной салат. Морис последовал ее примеру и лишь через минуту спросил:

— Мы не будем дожидаться остальных?

— Лично я — нет, что не помешает мне держать открытыми глаза и уши.

Он кивнул, старательно орудуя ножом и вилкой.

Вошла Саша, тихо обронила:

— Добрый день, хотя какой он добрый…

Детективы ответили кивками. Лесневская уткнулась в салат, который положила на свою тарелку, и стала рассеянно тыкать вилкой мимо овощей.

— Саша! Тебя отпустили! — воскликнула вошедшая Нина и, бросившись к девушке, крепко обняла ее.

Лесневская была явно не рада такому бурному восторгу и вяло попыталась выбраться из объятий Снегурченко.

— Ну как там? — спросила Нина.

— Где? — Саша подняла на Снегурченко недоуменный взгляд.

— В заключении!

— Плохо. — Девушка снова опустила голову.

— Значит, они больше не подозревают тебя? — не отставала Нина.

— Не знаю. — Всем своим видом Саша давала понять, что не расположена к разговору, и Нине пришлось его прекратить.

Она села за стол и принялась пробовать понемногу разные блюда, стоящие на столе. Ее сын Стив, вошедший вслед за матерью, поздоровался со всеми присутствующими и, скромно присев за стол, положил себе мяса и немного картошки с грибами.

Мишустины вошли почти одновременно. Заметив Сашу, муж и жена переглянулись, а их сын подошел и тихо сказал девушке несколько слов ободрения. Что именно было произнесено, детективы не слышали, но о смысле речи догадались по мимике и жестам Саши и Ильи.

Людмила Мишустина села напротив Мирославы, потянулась за тушеными овощами, и Волгина увидела на ее правой руке глубокие царапины. Было заметно, что их пытались замазать, но это не удалось.

— Вас кто-то оцарапал, — невинно обронила Мирослава.

Мишустина вздрогнула, но тут же снова изобразила спокойствие:

— Это розы. В смысле, я хотела нарвать роз и оцарапалась шипами.

— Да, с розами нужно обращаться осторожно, — согласилась Мирослава.

— Надеюсь, что скоро заживет, — смущенно пробормотала Людмила Евгеньевна.

— Наверное, у Татьяны Георгиевны найдется в аптечке мазь…

— Да, да, я обязательно спрошу.

Мирослава заметила, что Нина прислушивается к их разговору, но, когда взгляды детектива и Снегурченко встретились, последняя быстро отвернулась.

После чая Мирослава с Морисом вышли в сад, и на одной из аллей их догнала Нина.

— Я случайно слышала, что вы интересовались царапинами Людмилы. — Снегурченко пристально посмотрела в лицо Мирославы.

— Да, я спрашивала.

— Ну так вот, она вас обманула! Никакие это не розы! Сразу видно, что это следы кошачьих когтей!

— Мне тоже так кажется, — согласилась Волгина.

— Странно, что она солгала. Я, например, уверена, что ее Мишка оцарапал.

— Мне показалось, что он не агрессивный.

— Это смотря при каких обстоятельствах. — Нина с намеком подмигнула Мирославе и удалилась.

— Что ты об этом думаешь? — Мирослава повернулась к Морису.

— О царапинах Людмилы? — переспросил Морис. — Я уверен, что они оставлены кошачьими когтями, а не розовыми шипами. И мне тоже хотелось бы знать, почему Мишустина солгала…

— Думаешь, она причастна к нападению на Торнавского?

— Не берусь это утверждать. Какой смысл ей на него нападать?