— Дело в том… Дело в том, что я рассказал не все новости из третьей колонки. Предупреждаю, патрон, то, что скажу, прозвучит довольно странно. Я бы даже сказал: поразительно.

Утром в Живерни установилась прекрасная погода. Я в кои-то веки даже открыла окно в гостиной и решила устроить уборку. Солнце недоверчиво заглядывало ко мне в комнату, словно гость, впервые переступающий порог чужого дома. Не найдя ни одной пылинки, которую солнечные лучи могли бы заставить танцевать, они устроились на буфете, стульях и столе, высветлив их деревянные поверхности.

Мои висящие в углу «Черные кувшинки» так и остались в тени. Я не хочу, чтобы их кто-нибудь увидел, даже случайно задрав с улицы голову к верхнему этажу башни.

Я более или менее бесцельно кружилась по комнате. Все вещи стояли на своих местах. Я задумалась: где это может быть? На верхней полке шкафа, в ящике комода? Или внизу, в гараже, в одной из покрытых плесенью картонных коробок, выстланных изнутри разрезанными пополам пластиковыми мешками для мусора, в которые я не заглядывала уже несколько лет? Да какой там «лет» — десятилетий… Я точно знала, что ищу, но напрочь запамятовала, куда это убрала.

«Склероз, — хмыкнете вы, — ясное дело». Ну, пусть склероз. Только не рассказывайте мне, что вам ни разу не случалось перевернуть вверх ногами весь дом в поисках какой-нибудь вещицы, про которую вы точно знаете, что ее не выбрасывали.

Эти дико бесит, правда?

Ладно, не буду вас долго мучить. Я искала картонную коробку — старую обувную коробку с фотографиями. Видите, ничего оригинального. Я недавно читала, что в наше время можно хранить сотни фотографий на флешке размером с зажигалку. Но у меня флешки нет — у меня только обувная коробка. Когда вам стукнет восемьдесят, вы будете искать в своих завалах крохотную зажигалку. Удачи. И да здравствует прогресс.

Без всякой надежды я выдвинула ящики комода, проверила полки нормандского шкафа, сдвинув стоящие на них книги.

Ничего не нашла, разумеется.

Что ж, надо признать очевидное: то, что я ищу, — не здесь. Наверное, все-таки в гараже: под наслоениями скопившихся за долгие годы других вещей.

Я все еще колебалась. Может, игра не стоит свеч? Имеет ли смысл разгребать кучи барахла ради одной-единственной фотографии? В том, что я ее не выбрасывала, я не сомневалась ни секунды. Я не могла выбросить снимок, запечатлевший лицо, на которое мне так хотелось бы взглянуть в последний раз.

Лицо Альбера Розальбы.

Так ни на что и не решившись, я еще раз оглядела гостиную. Безупречный порядок. Только перед каминной трубой стояла и сохла пара сапог. Я сама их туда поставила.

Почему «перед трубой», если камин я внизу не разжигала?

Естественно, не разжигала, — до Рождества еще далеко.

Несмотря на пафос, с каким Сильвио Бенавидиш сделал свое последнее заявление, его патрон, судя по виду, не воспринял его всерьез. Он, как ни в чем не бывало, налил себе еще чашку кофе, похоже, продолжая пересчитывать в уме пары сапог. Бенавидиш поднес к губам чашку чая и скривился. Без сахара.

— Я тебя слушаю, Сильвио, — повернулся к нему Серенак. — Давай, порази меня в самое сердце.

— Вы меня знаете, патрон, — начал Бенавидиш. — Я проверил все, что могло иметь касательство к детям Живерни. В том числе архивы жандармерии.

Он поерзал в мягком кресле, поставил чашку на пол и выудил из кипы бумаг, лежавших возле его ног, пожелтевший листок — рапорт жандармерии городка Паси-сюр-Эр — и протянул его начальнику. Серенак вгляделся в дюжину строк, и чашка кофе у него в руке задрожала.

— Докладываю, патрон. Хотя догадываюсь, что вам не понравится. В Живерни был найден ребенок, утонувший в ручье Эпт. В том самом месте, где убили Жерома Морваля. Ребенок был убит в точности тем же способом, каким расправились с Морвалем — за исключением ножевого ранения. Ему так же разбили голову камнем, а затем утопили в ручье.

Лоренс почувствовал, как у него закипает кровь. Он со стуком поставил на стол чашку.

— Сколько лет было ребенку?

— Без пары месяцев одиннадцать.

На лбу инспектора выступил холодный пот.

— Что за чертовщина?

Бенавидиш вцепился в подлокотники лилового кресла, словно боялся утонуть.

— Одно уточнение, инспектор. Это происшествие случилось давным-давно. — Он помолчал, как будто опасаясь слишком бурной реакции Серенака, и добавил: — Если быть точным, в тысяча девятьсот тридцать седьмом году.

Серенак откинулся на спинку оранжевого дивана. Перед глазами он по-прежнему держал пожелтевший листок.

— В тридцать седьмом? Черт побери, что все это значит? Одиннадцатилетний ребенок гибнет на том же месте, где Морваль, убитый тем же способом, но в тридцать седьмом году! Что это за бредовая история, я спрашиваю?!

— Не знаю, патрон. Мне известно только то, что есть в жандармском отчете из Паси. Скорее всего, между этими двумя убийствами вообще нет никакой связи. Тогда жандармы пришли к выводу, что имел место несчастный случай. Мальчик поскользнулся на камне, ударился головой, упал в ручей и захлебнулся. Трагедия, но не преступление.

— А как звали мальчика?

— Альбер Розальба. Его семья уехала из Живерни вскоре после происшествия. С тех пор о них никто здесь не слышал.

Лоренс Серенак протянул руку за чашкой, отхлебнул остывшего кофе и сморщился.

— Проклятье, Сильвио, твоя история выбила меня из колеи. Не люблю я такие совпадения. Очень не люблю. Мало нам загадок, а тут еще это!

Сильвио собрал с пола рассыпанные листки.

— Можно вас кое о чем попросить, патрон?

— Валяй.

— Знаете, что меня беспокоит больше всего? С самого начала у нас с вами возникли разногласия по поводу возможных мотивов преступления. Я сегодня всю ночь об этом думал. Вам интуиция подсказывает, что все крутится вокруг Стефани Дюпен и что ей угрожает опасность. А я, сам не знаю почему, убежден, что ключ к разгадке надо искать в третьей колонке. Убийца разгуливает на свободе, готовый нанести новый удар, но его жертвой станет одиннадцатилетний ребенок.

Лоренс поставил чашку на пол, встал с дивана и дружески похлопал помощника по спине.

— Может, это потому, что ты вот-вот станешь папой? А я как закоренелый холостяк больше, чем детишками, интересуюсь мамочками, даже замужними? У нас с тобой разные сферы интересов. Логично?

— Возможно. Каждому — своя колонка, — кивнул Сильвио. — Остается только надеяться, что мы оба не окажемся правы.

Последнее замечание Бенавидиша удивило Серенака. Он внимательно посмотрел на своего зама — лицо осунулось, глаза покраснели от недосыпа. Сильвио все еще сортировал свои бумажки. Лоренс знал, что вечером, прежде чем уйти домой, Бенавидиш отксерокопирует все документы и поместит в красную коробку, а коробку отнесет в архив и поставит на свое место. На букву «М». Дело Морваля. В этом весь Бенавидиш.