обо всем, когда внезапно исчез, а два дня спустя его нашли мертвым! Это еще больше раззадорило меня, поэтому я пошел к Морсу. Но Морс отрицал, что он что-то знает. Затем Морс тоже исчез.

– Так вы вообще ничего из них не вытянули? – Вмешался Рентленд.

– Ничего, что я мог бы использовать. Ландерс, однажды, когда он собирался с духом, показал мне в своей комнате кусок изогнутой проволоки, с веревкой вокруг нее, и начал что-то мне рассказывать, когда Роуэн позвал его, а затем он замолчал.

– Изогнутая проволока! – Трант нетерпеливо вскрикнул. – Вот такая?

Он достал из кармана инструмент, который дала ему Эдит Роуэн.

– Это было у Морса в его комнате, единственная вещь в запертом ящике.

– Точь-в-точь такая же! – Дики воскликнул, схватив ее. – Итак, у Морса тоже появилось это, после того, как он стал контролером в весовой № 3, где все и происходило. Именно про эту вещь Ландерс начал объяснять мне, и как они обманули таможню с помощью этой вещи. Я говорю, мы должны узнать про это немедленно, Рентленд! Нам нужно только пойти в доки и понаблюдать за ними, пока они взвешиваются, и посмотреть, как они это используют, и арестовать их, и тогда они наконец у нас в руках, а, старина? – он торжествующе закричал. – Наконец-то они у нас в руках!

– Вы хотите сказать, – перебил таможенника Трант, – что вы можете осудить и посадить в тюрьму, возможно, контролера, или бригадира, или, может быть, даже начальника дока – как обычно. Но люди наверху – большие люди, которые на самом деле стоят у истоков этого бизнеса и единственные, кого стоит заполучить, вы их поймаете?

– Мы должны брать тех, кого можем достать, – резко сказал Дики.

Трант положил руку на плечо маленького офицера.

– Я для вас незнакомец, – сказал он, – но если вы следили за некоторыми из последних уголовных дел в Иллинойсе, возможно, вы знаете, что, используя методы современной практической психологии, я смог добиться результатов там, где старые способы потерпели неудачу. Сейчас мы лицом к лицу сталкиваемся, возможно, с самой большой проблемой современной поимки преступников – поймать в делах, связанных с крупной корпорацией, не только низших людей, которые совершают преступные действия, но и людей высшего эшелона, которые замышляют или потворствуют преступному плану. Рентленд, я пришел сюда не для того, чтобы осудить простого портового мастера, но если мы собираемся добраться до кого-то повыше, ты не должен позволять инспектору Дики возбуждать подозрения, вмешиваясь в дела в доках сегодня днем!

– Но что еще мы можем сделать? – с сомнением спросил Рентленд.

– Современная практическая психология предлагает дюжину возможных способов доказать осведомленность человека, стоящего выше, в этом корпоративном преступлении, – ответил Трант, – и я рассматриваю, какой из них наиболее осуществим. Только скажите мне, – внезапно спросил он, – я слышал, что Уэлтер – один из богатых людей Нью-Йорка, которые увлечены помощью в основном университетам и другим учреждениям, не могли бы вы сказать мне, какие из них могут его больше всего заинтересовать?

– Я слышал, – ответил Рентленд, – что он является одним из покровителей научной школы Стайвесанта. Это, вероятно, самое модное заведение в Нью-Йорке и имя Уэлтера, я знаю, фигурирует вместе с ним в газетах.

– Ничего не может быть лучше! – Трант воскликнул. – У Куно Шмальца там психологическая лаборатория. Теперь я вижу свой путь, Рентленд, и я свяжусь с вами сразу после полудня. Но держитесь подальше от доков!

Он резко повернулся и покинул изумленных таможенников. Полчаса спустя молодой психолог отправил свою визитную карточку профессору Шмальцу в лабораторию Научной школы Стайвесанта. Широколицый немец в очках, сияющий, собственной персоной подошел к двери лаборатории.

– Это мистер Трант – молодой, способный ученик моего старого друга, доктора Рейланда? – восхищенно прогудел он. – Ах! Удача сопутствует Рейланду! В течение двадцати лет я тоже показывал им в лаборатории, как страх, вина, каждая эмоция вызывают в организме реакции, которые можно измерить. Но применяют ли они это? Пуф! Нет! для них всех это остается непрактичным, академичным, потому что у меня на занятиях одни тупицы!

– Профессор Шмальц, – сказал Трант, следуя за ним в лабораторию и с живым интересом переводя взгляд с одного на другой научный прибор, – расскажите мне, в каком направлении вы сейчас работаете.

– Ах! Я уже год экспериментирую с плетизмографом и пневмографом. Я ощущаю вкус, я ощущаю запах или издаю шум, чтобы возбудить чувства в субъекте и я читаю с помощью плетизмографа, что объем крови в руке уменьшается под воздействием эмоций и что пульс учащается; а с помощью пневмографа я читаю, как дыхание становится легче или быстрее, в зависимости от того, приятные или неприятные эмоции. В этом году я провел более двух тысяч таких экспериментов.

– Отлично! У меня есть проблема, в которой вы можете быть мне очень полезны и плетизмограф и пневмограф послужат моей цели так же, как и любые другие инструменты в лаборатории. Ибо каким бы собранным ни был человек так, что невозможно определить его чувства по лицу или осанке, он не сможет предотвратить уменьшение объема крови в руке и изменение дыхания под влиянием эмоций страха или вины. Кстати, профессор, мистер Уэлтер знаком с этими вашими экспериментами?

– Что? Он?! – воскликнул толстый немец. – Почему я должен рассказывать ему о них? Он ничего не знает. Он купил мое время для преподавания в классах, он не купил только дым из трубы! Все, даже душу, которую мне дал Готт!

– Но он был бы заинтересован в них?

– Конечно, он был бы заинтересован в них! Он привозил на своем автомобиле трех или четырех других толстосумов и хвастался перед ними. Если бы он захотел, то он заставил бы своего дрессированного медведя, то есть меня, танцевать!

– Хорошо! – снова взволнованно воскликнул Трант. – Профессор Шмальц, не могли бы вы устроить небольшую демонстрацию плетизмографа и пневмографа сегодня вечером, если возможно, и организовать посещение ее президентом Уэлтером?

Проницательный немец бросил на него быстрый вопросительный взгляд.

– Почему бы и нет? – сказал он. – Для меня не имеет значения, какую цель вы будете преследовать, лишь только если это не будет стоить мне должности дрессированного медведя, потому что я уверен в своей психологии, и что это не заставит страдать ни одного невинного человека!

– И еще – у вас будут два или три ученых, чтобы наблюдать за экспериментами? И вы позволите мне тоже быть там и помогать?

– С большим удовольствием.

– Но, профессор Шмальц, вам не нужно представлять меня мистеру Уэлтеру, пусть думает, что я один из ваших ассистентов.

– Как пожелаешь, ученик моего дорогого старого друга.

– Превосходно! – Трант вскочил на ноги. – При условии, что это возможно устроить с мистером Уэлтером, как скоро вы можете дать мне знать?

– Ах! говорю вам, все будет хорошо как мы с вами и условились. Его тщеславие все сделает, если я обеспечу наибольшую огласку…