–Мой ответ«нет».

–Изпринципа илипотому что нехочешь?– помолчав, интересуется Джереми.

–Потому что нехочу, потому что мы работаем вместе и… это немое.

–Что«это»?

Мне хочется, чтобы он отвернулся, чтобы перестал смотреть наменя.

–Флирт,– говорю ярезче, чем собиралась,– свидания, романтические отношения, брак…

Джереми слабо улыбается.

–Я непредлагал тебе руку исердце. Нодело твое.

Он сневозмутимым видом наблюдает, какязаказываю машину. Он даже невыглядит по-настоящему разочарованным. Думаю, он пьян иподкатил комне только потому, что яоказалась рядом.

Завтра он почувствует облегчение отмоего отказа.

–Когда приедет твое такси?

–Через четыре минуты, ноты можешь уже идти.

–Я подожду.

–Это необязательно.

Кгорлу подкатывает комок, ия чувствую абсурдное разочарование, словно это Джереми отказал мне, ане наоборот.

–Неволнуйся, настаивать невмоем стиле. Ктомуже осталось всего три споловиной минуты,– замечаетон, засовывая руки вкарманы куртки.

Мы стоим вполнейшем молчании иждем. Согласиласьбы япровести сДжереми ночь, еслибы он оказался настойчивее? Неисключено. Всего одну ночь. Просто чтобы незасыпать водиночестве. Нет, ясхожу сума. Нельзя даже думать обэтом. Джереми мне ненравится. Мне уже давно никто ненравится. Ладно, он мне нравится, совсем немного, ноэто всего мимолетный порыв. Завтра все пройдет: ижелание погладить каштановую щетину, покрывающую его щеки, ижелание вдохнуть запах его кожи, заглянуть ему вглаза, такие голубые, что хочется вних утонуть… Нет, это все ночной Париж. Завтра отэтих желаний неостанется ниследа. Яперестану представлять, какДжереми низким голосом шепчет мне наухо непристойности иликак япросовываю руки ему подкуртку, чтобы коснуться теплой кожи…

–Очем задумалась?– спрашивает Джереми, зевая.– Ты странно наменя смотришь.

Вздрагиваю ичувствую, каккраснею.

–Ниочем. Освоем такси.

–Вононо.

Перед нами останавливается черная машина. Джереми открывает мне дверцу, ия сажусь.

–Тебе идут распущенные волосы,– говоритон.– Спокойной ночи, Алиса.

Недожидаясь моего ответа, Джереми захлопывает дверцу, имашина трогается сместа.

Достаю изсумки резинку иторопливо завязываю волосы втугой хвост. Покакой-то непонятной причине яодновременно излюсь, игрущу. Откидываюсь наспинку кожаного сиденья иглубоко вздыхаю.

Какимбы непонятным, иррациональным инелепым это никазалось, Джереми мне нравится.

Мне следовало согласиться.

Лондон, 2февраля 2012года

Привет, Брюс!

Давно ятебе неписала. Нехотелось как-то. ОтСкарлетт ничего неслышно, ия скучаю поней. Мнебы следовало ей позвонить, ноэто она всегда делает первый шаг кпримирению, когда мы ссоримся. Яперестала ходить кпсихотерапевту (отнее никакого толку), зато пошла кгинекологу испросила, что делать вмоей ситуации. Яначала принимать гормональные таблетки– запиваю их кофе зазавтраком, чтобы стимулировать овуляцию.

Эффект налицо, пусть совсем нетот, накоторый ярассчитывала: уменя плюс три кило, волосы нателе растут вдесять раз быстрее, чем раньше, апрыщей больше, чем уподростка. Аеще наработе завал и, соответственно, скверное настроение иупадоксил.

Состальным язавязала: ис походами кпсихотерапевту, ис йогой длязачатия, ис маслом вечерней примулы…

Я пишу тебе, Брюс, потому что чувствую: это помогает мне привести мысли впорядок. Несказать чтобы ты сильно помог, ноястараюсь делать все что могу.

Вчера мы говорили сОливером обискусственном оплодотворении. Он уже заводил обэтом речь, ия уже отказывалась. Нетакого яхотела длясвоего ребенка. Яхотела, чтобы он зачат влюбви, ане впробирке. Может потому, что сама родилась врезультате ЭКО… Незнаю. Мне недавно исполнилось двадцать семь. Двадцать семь– это нешестьдесят три. Нодавай посмотрим фактам влицо: яне беременею, аОливеру скоро тридцать семь… Поэтому япообещала ему, что подумаю отаком варианте.

Я злюсь насвое тело, Брюс. Мне кажется, что оно меня подводит, потому что невыполняет свою функцию. Мое тело неспособно сделать то, что снезапамятных времен делали все женщины. Яникогда незадавалась вопросом, смогули иметь детей, пока незахотела родить. Аследовалобы– учитывая историю моих родителей. Стех пор, какявстретила Оливера, явсегда представляла, что унас будут дети. Явсегда любила возиться сдетьми. Стринадцати лет япополнила ряды нянь, больше ради удовольствия, чем ради денег. Больше всего мне нравились младенцы– они любят безпричин иусловий, доверчиво смотрят натебя ирадостно агукают. Ямогла баюкать детей часами, их крики меня никогда нераздражали.

Я снетерпением ждала первых месячных, нопотому, что они предвещали конец детства, ане возможность материнства, мысль окотором вчетырнадцать лет еще неприходила мне вголову. Мама неразговаривала снами отаких вещах, какмесячные. Наденьги, вырученные засидение сдетьми, якупила в«Волмарте» упаковку прокладок (самые дешевые– подва доллара идесять центов) и, спрятавшись втуалете, тренировалась прилеплять их ктрусикам. Содиннадцати лет яклала вранец небесно-голубую косметичку, вкоторой были чистые трусики, пачка салфеток идве прокладки (Дакота утверждала, что девственницы немогут пользоваться тампонами, начто Эшли закатывала глаза). Периодически явытаскивала эту косметичку ипроверяла, всели вещи наместе, представляя день, когда наконец смогу ими воспользоваться. Дочегоже мы глупы вдетстве! Стех пор, какуменя начались месячные, ябы отдала свой правый яичник ивсю коллекцию французских романов, чтобы их уменя небыло.

Вянваре 1999 мне исполнилось четырнадцать, амесячных так ине было. Впрочем, вмае голубая косметичка наконец пригодилась: ею воспользовалась Скарлетт. Обэтом знал весь мир, поскольку Скарлетт сочла глупым скрывать совершенно естественное явление, которое каждый месяц происходит споловиной человечества. Яникогда невидела, чтобы она, какостальные девочки, прятала тампон врукаве иливкармане илипридумывала оправдания, когда унее болел живот. Однажды директор назначил Скарлетт отработку ипрочитал ей лекцию онеобходимости соблюдать приличия зато, что науроке истории она подняла руку игромко попросила разрешения пойти сменить прокладку. Класс разразился смехом, амне стало стыдно засестру. Сегодня мне стыдно зато, что мне было стыдно.

Если раньше ядавала Скарлетт салфетки, ручки илидезодорант после уроков физкультуры, то теперь начала снабжать ее прокладками итампонами. Долгое время уменя вкалендаре синим крестиком было отмечено предполагаемое начало моих месячных изеленым крестиком– начало месячных Скарлетт, которое она никак немогла запомнить. Наверное, сейчас унее стоит напоминание нателефоне. Все эти годы мне нравилось обвинять сестру внеорганизованности, нотеперь, когда она далеко, ягрущу примысли отом, что больше ей ненужна.