Ну что сказать?

Жизнь налаживается.

Я вкладывала в глину всю накопившуюся энергию, била с такой силой, словно она была виновата во всех моих неудачах.

– Э–э–э! Поосторожней, ты мне так верстак сломаешь! – пыталась урезонить меня подруга, но я не унималась: скатав очередной колобок, ударила его о деревянную столешницу.

– Каравай, каравай, кого хочешь выбирай! – мстительно пропела я, радуясь результатам своего труда – бывший колобок стал плоским, как кавказский хлеб.

– Это всего лишь перебивание глины, а не ее избиение! – качала головой Галка, а я, стряхивая со лба пот, зло смеялась в ответ. Услышав меня, Джокер устыдился бы своих потуг напугать граждан Готэма смехом.

Перебивание – весьма занимательный процесс, когда негатив, не дающий покоя голове, находит выход через физическое действие. Все мои отрицательные эмоции выбивались так же неотвратимо, как пузырьки воздуха из глиняной массы.

Разрезав каравай пополам металлической струной, я жахнула лепешку об верстак, следом запустила вторую половину.

– По правде говоря, у меня еще никогда не было такой эластичной глины, – Галка раскатала между ладонями небольшой комок, а полученный жгут согнула пополам. – Смотри, как масло. Ни единой трещинки!

– Теперь будешь знать, кого звать на помощь, – я взяла в руки колотушку.

– Ага. Только для этого тебя придется раздраконить. Ой, я даже знаю как!

Она вытерла руки о влажную тряпку и побежала в соседнюю комнату. Через минуту вернулась с журналом в руках.

– Опа! – крикнула Галка и сунула мне под нос фотографию Замкова. Колотушка заработала со скоростью отбойного молота.

– Опа! – фотография опять появилась у меня перед глазами, и плоский блин свернулся в тугой–претугой рулон.

– Все! Хватит! – скомандовала подруга, и журнал закрылся. – Кидай сюда!

Она открыла деревянный ящик, где уже лежало сделанное мною гончарное тесто и, тщательно укутав глину, похлопала меня по плечу.

– Молодец! Заслужила хороший ужин. Айда к твоим родителям.

Уже одевшись, я услышала, что в брошенном в спальне рюкзаке надрывается телефон.

– Подожди, я сейчас!

Галка закрыла распахнутую было дверь, запустив в сени поток морозного воздуха.

– Да? – я приложила мобильник к уху. Не ожидала, что вновь услышу голос Кирюсика. Он звонил с незнакомого номера.

– Ключева! Где тебя носит?

У меня дежа вю?

На всякий случай подошла к окну. А вдруг?

У ворот никакого внедорожника с Бугаем за рулем. Это даже немножко расстроило. Только–только душевное равновесие восстановила, думая о том, какие манты налепили мои родители, и на тебе…

– Пусть я буду выглядеть грубой, но какое вам, Кирилл Петрович, дело? За документами в отдел кадров я в понедельник зайду. Всего вам хорошего.

– Стой, Ключева! Не клади трубку! Я за тобой машину пошлю, только скажи, куда?

Это уже интересно.

– А зачем вам, Кирилл Петрович?

– Жить без тебя не могу. Твой сменщик саботаж устроил. Отказывается внеурочно работать, видите ли, к нему невеста из Питера приезжает.

– Марию Степановну позовите. Будете ее на руках носить и в инвалидном кресле катать. Она, небось, меньше меня весит?

– Да, и задница у нее не такая мягкая…

– Я сейчас положу трубку…

– Все–все. Больше не буду, – Кирюсик перешел на более деловой тон. – Приходи. Честное слово больше никаких подколов с моей стороны.

– А Светлана Сергеевна?

– Она лично перед тобой извиниться хочет. На, – сказал он кому–то и трубка, пошуршав, явила голос шефини.

– Евгения Петровна! – Ух ты, как официально! – Возвращайтесь. Меня ввели в заблуждение, и я погорячилась. Вы отличный специалист, и нам будет жаль, если вы перейдете работать в другую аптеку. Я пойму, если вы откажетесь. Я даже дам вам рекомендации, но… возвращайтесь.

Кто подменил Светлану? Дать рекомендации уволенному? Не стереть в порошок, не отравить жизнь, а написать доброжелательный отзыв? Ничего не понимаю…

– Я… Я подумаю.

– Я буду ждать вашего звонка, – предел искренности был достигнут. На большее Светлану не раскрутить. Но как? Кто сумел?

– Так куда за тобой прислать машину? – Кирюсик даже не сомневался, что я приму нужное решение.

– В Тихие воды, – все еще находясь под впечатлением, ответила я. – Кирилл Петрович, а вам точно жену не подменили?

– Все! Она согласна! – крикнул он куда–то в сторону. И зашептал: – Как приедешь, все расскажу.

– Сегодня не приеду, – я вспомнила о мантах. – Завтра машину подадите.

Могу себе позволить царственный тон.

– Ладно, – засмеялся Кирюсик. – Завтра в семь она у тебя.

Манты были такими, как я представляла. И мясо просвечивало через тонкий слой теста, и запах душистого перца приятно щекотал нос.

За столом собрались все те же – пришли Самоделкины.

– А мальца куда дели? – поинтересовался папа, занося в комнату главное блюдо.

– В город уехал, – откликнулся глава семейства, ловя на вилку ускользающий гриб. Под водочку опята самое то. – С друзьями.

– Пусть погуляет, там сейчас красиво, – качнула головой разрумянившаяся с мороза тетя Лиза. И уже шепотом добавила: – Подарки обещался купить. Все лето в фермерском хозяйстве работал, пришла пора открыть кубышку.

– Что, домашний арест закончился? – мама внесла сотейник со сметаной и чашку покрошенного зеленого лука – он у нас на подоконнике на кухне растет. Приятно зимой частичку сочного лета увидеть. Зеленые колечки посыпались на горкой уложенные манты.

– Закончился, – улыбнулся дядя Коля, придвигая поближе вазочку с солеными огурцами. Выбрав самый пупырчатый, смачно его откусил. – Ох, и хороши у тебя огурцы, соседушка! Так и хрустят!

– К Илюше сегодня та самая девушка приезжала, – тетя Лиза расправила на коленях полотенце, выданное вместо салфетки. – Люблю, говорит, забыть не могу.

– Кому говорит? – уточнила Галка. Ну на самом деле, а вдруг родители подслушивали, а сейчас выдают Илюшкины тайны?

– Ясное дело, нам, – удивился дядя Коля, не представляя, кому еще могут быть сказаны такие слова. – Мы же ее на порог не хотели пускать. Думали, вертихвостка. А тут, оказывается, любовь. Ну и наш бычок лбом в дверь уже бился.

Я замерла. Даже дышать перестала. Это что же получается? Сашенька Винт одному на шею кидается, другому в любви признается?

Галка положила руку на мою ладонь, крепко обхватившую вилку. Если бы та не была мельхиоровой, точно согнула бы пополам.