– Вот! – я торжествующе потрясла кулаком. – Дома они были, но не открыли! А почему?

– Почему? – повторила Галка, сопя в трубку.

– Боялись, что я вытрясу из них душу.

– Из доярок или из коров?

– Причем тут доярки. Я о ведьмах!

– Не связывайся с ведьмами, Женя. Очень прошу. Подожди, меня. Я приеду.

– А когда ты приедешь?

– Как соседскую корову подоят, так и приеду.

– Галя!!!

– Я твоей маме обещала молоко принести. А потом сразу к тебе. Жди.

Галка спросонья забыла отключить телефон, поэтому я услышала, как она ворчит: «Какие ведьмы, какие доярки?».

На часах было девять, а Галка так и не появилась.

Не позвонил и Кирюсик, поэтому я не стала ждать, а, нацепив валенки, отправилась на работу. У двери соседок остановилась, но звонить не стала. Галка сказала подождать, значит, нужно подождать. Вдвоем мы сила.

Приложила ухо к двери, различила едва слышимые шорохи. «А! Затаились?» – мстительно подумала я, не беря во внимание, что за дверью мог расхаживать Лямур.

Тоже не простой котик. Как он ловко отправил Марь Степановну в больницу, а?

Им в компанию еще черного ворона не хватает.

А может и такой есть. В клетке сидит. Я же домой к ним не заходила.

Может, у них две метлы в коридоре стоят, и за парным молоком они на них летают. А что? Рынок–то в двух кварталах от нас, а в шесть какой транспорт?

Я напряженно ждала Галку, но первым появился Кирилл Петрович.

На нем была каска мотоциклиста. И он ее не снял.

– Как дела, Ключева? – глухо спросил он. – Нога не болит?

– Да все нормально, – ответила я, не понимая, почему Кирюсик не снимает каску. – Сегодня даже сама на работу прискакала.

– Ты прости, не смог за тобой заехать. Заболел я.

– Что с вами, Кирилл Петрович?

– Сильная аллергия.

– На что? – у меня сжалось то место в животе, которое всегда сжимается, предчувствуя беду, готовую обрушиться на мою задницу.

– На «Любарум». Я это гадское лекарство зашвырнул в окно. Чтобы больше ни–ни…

Я села в инвалидное кресло.

– Вы его пили…

– Да. Нервы. Не спалось.

– А как же лабораторные исследования?

– Ничего необычного не обнаружено. Запрещенных компонентов нет, трава одна. Лютики–ромашки. Я вчера вечером в лабораторию заглянул, – Кирюсик аккуратно снял с головы шлем. – И зачем я эту чертову бутылку с собой забрал?

Я не узнала Кирилла Петровича. Глаза щелочки, цвет лица как у алкоголика после недельного запоя. Вообще–то то, что я увидела, трудно назвать лицом. Отек делал его похожим на подушку.

– Почему вы решили, что это аллергия? – трясущимся голосом спросила я, точно зная, кто изувечил моего босса.

– А что еще это может быть, Ключева? Человек выпил пару ложек успокоительного, лег спать, а проснулся вот таким? Или ты что–то другое подумала? – босс не смог сощурить глаза, хотя, судя по голосовой интонации, он это сделал.

– Нет–нет, я ничего не подумала, – я ни в коем случае не хотела сознаваться, что мы видели один и тот же сон. Хватит потрясений. Засос на своей шее я хоть и признала, но больше кривила душой, чем верила, что из сна можно что–нибудь принести. А тут такое! – Вам бы в больницу сходить, вдруг сотрясение мозга?

Кирюсик прям крутанулся на пятках. Схватил меня за ворот халата и вперился взглядом… э–э–э… короче, вперился. Я лишь догадывалась, что этот самый взгляд существует. И достаточно пытливый.

– Как от аллергии может получиться сотрясение? – босс для верности даже тряханул меня. – Ты соображаешь, что говоришь, Ключева? – Потом сделал небольшую паузу. И пауза та была страшна. – А скажи–ка мне, Киса моя, где ты была прошлой ночью?

– Прошлой?!

– Да. Только что прошедшей… – Ворот, зажатый в кулаке босса, все меньше пропускал воздуха.

– Что с вами Кирилл Петрович? У вас начался отек мозга? Пустите, мне больно! – я дернулась, словно рыба, попавшаяся на крючок.

– И что я жене скажу? – враз обмякнув, простонал мой босс. Он положил голову на мое плечо. Она определенно была тяжела. Я сочувственно похлопала Кирилла Петровича по спине. Почти обняла.

– Я так и знала!!!

Визгливый крик заставил нас обернуться одновременно. В дверях подсобки, в которую вел черный вход, со связкой ключей в руках стояла Светлана Сергеевна. Темные очки закрывали половину лица, на голову был надвинут капюшон, но мы все равно ее узнали. Кирюсик медленно распрямился. Шлем с грохотом упал на пол.

– Не зря Мария Степановна посоветовала мне пораньше вернуться!

Светлана Сергеевна, швырнув ключи на прилавок, медленно подошла к своему мужу и схватила его за подбородок. Когда она повернула его лицо к свету, Кирюсик закрыл глаза.

– Что это? – требовательно спросила она.

– Аллергическая реакция на снотворное.

– Не смей мне врать, мразь! – она с размаху ударила мужа по щеке. – Какая аллергия?! Я все знаю! И про новенькую из пятой аптеки, и про твои шуры–муры с этой!

Короткий взгляд в мою сторону, похожий на смертельный выстрел, заставил втянуть голову в плечи.

– Светуля, ты все не так поняла! Это действительно аллергия! – Кирюсик не знал, как оправдаться. И я ему сочувствовала. Скажи босс правду, она все равно показалось бы издевательской ложью. Как объяснить, что тебя избили во сне?

– Ты просто жалок! Марш домой! – скомандовала Светлана Сергеевна, поворачиваясь к выходу. – А ты, – это уже было обращено ко мне, – собирай свои вещи. Уволена. Я отозвала из отпуска Виктора Горна.

– Динь–дилинь!

Мой сменщик появился на пороге как по взмаху волшебной палочки. Небритый, с рюкзаком за плечами. Видимо, всю ночь был в дороге.

– Что тут у вас происходит? – шепнул он, проходя за мной в раздевалку.

– Конец моей аптекарской карьеры, – вяло ответила я, боясь расплакаться. Совала свои вещи в сумку без разбора. – Теперь мне ни за что работу в городе не найти.

– С Кирюсиком замутила, что ли? Дурой надо было быть…

– Да, Витя, я дура, но не до такой степени.

Воспользовавшись тем, что Виктор вышел в зал, а Светлана пересчитывала деньги в кассе, я прошла к холодильнику и вытащила последнюю бутылку «Любарума». Пусть докажут, что он здесь был. Никаких накладных, никакой стоимости, никакого реального факта продажи. А Кирюсику сейчас будет не до снотворного. Да и навряд ли он еще хоть раз захочет взять в руки «Любарум». Аллергия – дело страшное.

– Ах, не напоминайте мне, Азазелло! Я была глупа тогда.