– Развратница?! – взревел халиф, переводя грозный взгляд с Кирюсика на меня. Он ничего не понимал. В принципе я тоже. Откуда здесь мой аптечный босс?

– Развратница, – как ни в чем небывало подтвердил Кирюсик. И тем же мягким голосом уточнил: – Бисексуалка и, судя по всему, еще и БДСМ–щица. «Мой господин», – передразнил он меня фальцетом.

– В мои сны с другим мужчиной? – халиф поднялся на ноги. Через штаны из прозрачной ткани были видны мускулистые ноги и густая поросль, тянувшаяся до самого пупка. Туда, где поросль брала начало я старалась не смотреть, но это место так и маячило у меня перед глазами.

– Ребят! Ну чего смущаться? – Кирюсик миролюбиво раскинул руки. – Во сне все можно. Во сне нет ограничений! И раз пошли такие танцы, почему бы нам не сообразить на троих? Ключева, снимай халат.

И не прекращая приближаться к нашему ложу, потянул за край своей майки, чтобы снять ее через голову. Обнажился приличный такой пресс и грудь без единого волоска.

Халиф силой схватил меня за подбородок, заставив отвести глаза от босса. Ясное дело, я глазела на него не из–за желания оценить качество тренажерных станков, на которых тот занимался построением фигуры, а в растерянности. Я просто не знала, что ответить на наглость Кирюсика.

– Женщина, это твой мужчина?! Как ты смела явиться с ним ко мне?

– Я?! Мой?! – слова оправдания потонули в водовороте мятущихся мыслей. Кирюсик? Как такое возможно?

– Я ее, – подтвердил Кирюсик, закидывая майку куда–то за спину, – босс, шеф, господин, тайный воздыхатель. Я даже попу ее щупал не так давно. И на руках носил. Нечего стесняться, Киса моя, снимай халат. Я уже видел, что у тебя родинка на попе и волосы «там» выстрижены дорожкой.

Я плотнее запахнула мало что скрывающий халат.

– Кирилл Петрович!!! Прекратите!

Но его руки уже были на моих плечах и упорно стягивали тончайший шелк вниз.

Глаза халифа расширились, губы сомкнулись в тонкую линию, ноздри затрепетали, готовясь выдать порцию огня.

– Бро, ты сверху или снизу? – последнее, что смог произнести Кирилл Петрович перед тем, как был нокаутирован.

– Стража! – взревел халиф, потирая ушибленную руку. – В зиндан их! Обоих!

– Мой господин…

Но халиф, бросив на меня презрительный взгляд, резко развернулся и скрылся за полощущимися на ветру тканями.

Опять вишу в чужих руках и не могу встать на ноги. Перед глазами мелькают знакомые места: вот бассейн с зеленой водой, а вот комната, где пери ела халву…

А вот что–то новенькое. Я опускаю глаза, чтобы не встретиться с полным торжества взглядом наложницы Халимы, бегущей навстречу по длинному коридору, где сквозняк также раздувает паруса шелка и приносит звуки загадочного струнного инструмента. Наверное, понеслась утешать халифа…

А мне как приговор – веревка на талии.

Я даже не кричала, когда меня столкнули в дурно–пахнущую дыру.

Кричал Кирюсик. «Я хочу проснуться! Я хочу проснуться! А–а–а!»

Стоило открыть глаза и обнаружить себя лежащей в своей комнате, я сбросила душное одеяло и кинулась одеваться.

К черту больную ногу! Прихрамывая, на ходу застегивая спортивную куртку, я бежала с решительным намерением вломиться к соседкам, живущим снизу.

– Откройте! – я колотилась в дверь, забыв о звонке. Потом звонила, потом опять стучала, но уже развернувшись спиной и вкладывая всю боль прошедшей ночи в пятку здоровой ноги. – Немедленно откройте!

Открылась дверь соседней квартиры.

– Жень, ты чего? – Наташа, мама пятилетнего малыша, жмурилась от яркого света подъездной лампочки.

– А чего они не открывают? – я упорно лупила пяткой по двери.

– Может, ушли? Они за молоком рано встают. На рынке берут, парное…

Я села на корточки у двери и запустила руки в растрепавшиеся волосы.

– Случилось чего? – Наташа топталась на пороге босыми ногами. Ей было зябко. А мне нет. Кровь горячей лавой текла по венам и требовала кого–нибудь спалить. Укусить. Ударить.

На Наташе срываться нельзя. Она хорошая. И Димка, ее сынок, отличный мальчишка.

«Случилось, – буркнула я про себя. – Наши соседки ведьмы».

А вслух коротко ответила:

– Затопили.

И пошла к себе наверх.

– А–а–а, – озадаченно протянула Ната и, немного постояв, вернулась в квартиру.

Счастливая. Знала бы, что за стеной живут ведьмы…

В этом у меня не было и капли сомнения.

Все, что происходило со мной в последнее время, все, что перевернуло мою жизнь, началось сразу после их переезда в наш дом. Неизвестно кем подброшенное лекарство, из–за продажи которого мне грозит срок, эротические сны с человеком, живущим от меня на расстоянии двухсот километров, внезапная болезнь Марь Степановны и мое благополучное возвращение на работу, Дед Мороз на красных жигулях и его цветочки, потом эти печенюшки–халва…

Я никогда не верила в мистику, а тут что ни день, то какие–нибудь совпадения. Переведенная в другую аптеку баба Зоя, до которой я так и не смогла дозвониться, чтобы спросить, давала ли она соседкам ключи, вчерашнее их вторжение, не оставившее ни следа, ни крошечки. Как лежали банка с консервным ножом на столе, так и лежат.

«И таблетку на ночь не выпила…»

Только сейчас я поняла, что топаю как слон и совсем не замечаю боли. И кроссовки натянулись спокойно. Говорят, в войну человек продолжал бежать, не чувствуя, что ему оторвало ногу. Вот и у меня адреналин зашкаливал.

Нет, так не пойдет. Нельзя жить видениями, которые ломают реальность. Нельзя верить во всякую чертовщину, как бы тебе не хотелось в нее верить. Лучше оставаться одной, чем быть главной героиней эротических снов с участием малознакомого Замкова и хорошо знакомого Кирюсика. Тут у меня едва не сработал рвотный рефлекс.

Я твердо решила – дождусь, когда на работу выйдет мой сменщик, и сразу же рвану к родителям. У них отсижусь. Подальше от этой парочки с ридикюлями.

Боже, я чуть было не кинулась на розыски Замкова! А он, скорее всего, ни сном, ни духом, что стал героем моих снов. «Кто такая Женя Ключева? – спросит он у себя. – Провизор из Мухосранска? Ну да, был как–то там, заходил в аптеку за снотворным, и что?».

– Галя! Галя!

– Что случилось? – у подруги голос заспанный. Я посмотрела на часы – всего пять.

– Вот скажи мне, какое парное молоко в пять утра? – потребовала немедленного ответа я.

– Ну, судя по наблюдениям за соседской коровой, – Галка зевнула, но продолжила тем же полу–придушенным голосом человека, собирающегося спать сразу после окончания беседы, – ее доят в шесть, потом в два, а вечером в восемь.