Глава первая

26 февраля – 2 марта 1920 года

Мурманск

Правитель Российского Северного Края

генерал-лейтенант Миллер

Генерал Миллер подошел к карте самой западной части Русского Севера, равного по своей площади территории Прибалтики и Восточной Прусси. Пустынные пространства кольской тундры сменялись южнее, за Полярным кругом густыми карельскими лесами, весьма протяженными, по всему западному четырехсотверстному побережью Белого моря. Затем еще добрая сотня верст тянулась через глухие леса, к станции Сегежа, спрятанной между Сего и Выго озерами. Именно сюда, почти за восемьсот верст от Мурманска, на спешно готовящиеся оборонительные позиции, будут медленно отходить от Медвежьей горы, что на далеком Онежском озере, войска под командованием так вовремя проявившего энергию в подавлении возможного большевицкого мятежа в Мурманске генерала Скобельцына.

Городов на столь обширном пространстве имелось всего два – столица края, недавно построенный Романов на Мурмане, превратившийся через несколько месяцев после своего официального «рождения», в революционном 1917 году в просто Мурманск. Если положить руку на сердце, и сказать честно - то главный город края с теперь уже утроенным, почти 25-ти тысячным населением, с учетом доставленной из Архангельска, древней столицы русских поморов, огромной массы беженцев и военных, выглядел сейчас крайне непрезентабельно. Откровенно говоря, убого!

Щедрая россыпь хибар и хижин, что нормальными домами назвать трудно. На станции скопище вагонов, в основной массе пошарпанных теплушек, в которых ютились бывшие строители железной дороги, надолго застрявшие в этих неприветливых краях. Лишь на центральных улицах стоят вполне приличные одно или двухэтажные бревенчатые усадьбы, одна из которых отведена под резиденцию правительства Российского Северного Края – в него переименовали прежнюю «область». А по сути, жалкий осколок прежней Архангельской губернии из двух оставшихся уездов, не самых больших по территории и малолюдных.

В огромной гавани, фактически морском заливе, терялись на темно-синем просторе полсотни всевозможных кораблей и судов, трубы которых постоянно дымили – многих из них тоже избрали своим временным обиталищем тысячи людей, уплывших сюда из родных мест от большевицкой мести. Так что вопрос строительства новых домов назрел во всей остроте. И его требовалось разрешить в самое ближайшее время, во избежание волнений вполне лояльных к «белой» власти людей.

На берегу Белого моря находился еще один город края – почти пятитысячная Кемь, старинный русский острог, помнивший старозаветные времена знаменитой посадницы «Господина Великого Новгорода» Марфы Борецкой. В самое ближайшее время Миллер решил переименовать в города два больших селения, не менее древних, чем Кемь, еще времен лихих новгородских ушкуйников и поморов – севернее Кандалакшу, а южнее Сороку, сделав их уездными центрами, благо территории хватило бы и на десяток уездов. Зажиточные и богатые, имеются кирпичные и каменные здания, достаточно многолюдные – в каждом проживает более четырех тысяч человек, с развитыми промыслами. В Кандалакше работает лесопильный заводик – Мурманск ведь строится и постоянно требует материала, ведется заготовка рыбы и кожи, построена пристань. В Сороках вообще даже приличная по местным меркам промышленность – есть кирпичный и три лесопильных завода, оборудованные мастерские при железной дороге, имеются несколько кузниц, построена пристань с небольшим портом.

В последний доставили с Онежского озера, спешно увезенные на железнодорожных платформах семь боевых катеров, из которых два бронированных с трехдюймовыми пушками. Пять небольших катеров привезли год назад в Мурманск англичане, а два стали их трофеями, захваченными у красных на Онежском озере – советские военморы спустили флаги и в панике покинули свои кораблики, что достались неприятелю неповрежденными. И теперь, как только сойдет лед в заливе, можно будет высадить десант на Соловецкие острова и занять там древний монастырь, одну из сильнейших крепостей Московского царства, пережившую немало приступов иноземных захватчиков, да и бунтов, один из которых в царствование Алексея Михайловича стал символом сопротивления раскольников. Да и сейчас старообрядцев в здешних краях осталось достаточно много – зажиточных, работящих, истово верующих и непременно бородатых. Вполне лояльны к «белой» власти и очень недоверчивы к большевикам с их агрессивной политикой насаждаемого воинствующего атеизма.

Беспокоило только одно обстоятельство - практически две трети население обширного края проживает только вдоль «мурманки», линии железной дороги, проложенной четыре года тому назад. Едва наберется сто тысяч человек, с учетом всех эвакуированных и военных – ничтожная величина для обороны столь обширной области. В бескрайней тундре полуострова кочуют с большими стадами оленей еще несколько тысяч лопарей, которых именуют саамами. Их подсчитать неимоверно трудная задача, однако численность туземцев исключительно маленькая.

Генерал подошел к большому окну, на стекле не имелось обычных для Архангельска морозных узоров. Здесь было значительно теплее, моряки объясняли влиянием морского течения Гольфстрима, в результате которого гавань не замерзала круглый год. На станции дымили трубами паровозы, тронулся в путь на Сороку воинский эшелон, теплушки и платформы с танками. Именно этот будущий город, самый южный в крае, должен стать основной преградой на пути большевиков. Сюда было решено стянуть все имеющиеся резервы. Чтобы в случае необходимости поддержать сильные арьергарды у станции Сегежа, что прикрывала линию железной дороги от занятого красными Петрозаводска, и Сумского посада, расположенного на запад от Онеги (которую неизбежно займут большевики), на весьма приличном расстоянии, в добрую сотню верст.

Впрочем, второе направление будущего красного наступления представлялось практически нереальным делом – глухая тайга, нет дорог, тропки через топкие болота и речки, до железной дороги на Архангельск неимоверно далеко, а переброска войск в город Онегу морем исключена полностью. Во-первых, кораблей у большевиков нет, все взорваны или затоплены на Двине. Во-вторых; на баркасах и рыбацких дощаниках много людей и припасов не навозишь, хлопотно такое занятие, к тому же ледоколы и боевые катера белых, которые будут базироваться на Соловецких островах, просто не дадут красным прорваться в Онежскую губу.

Южное направление вызывало куда большую озабоченность. Потому отходящие от Медвежьей Горы войска генерал-майора Скобельцына полностью разрушали «мурманку». Рельсы снимались и грузились на платформы, насыпи подрывались взрывчаткой и снарядами, благо англичане завезли их порядком, непрерывно воевать еще на пару лет хватит. Шпалы выворачивали, где только удавалось, телеграфные столбы спиливали подчистую, провода сматывали и увозили. Мосты, станционные здания и водокачки на всем перегоне до Сегежи уничтожались минерами без всякой жалости – безмерный труд тысяч рабочих в одночасье превратился в прах, как всегда и происходит в лихолетье войны.