– Но почему?

– Обещаешь, что ничего никому не скажешь?

– Хм.

– Пообещай, – настаивал подросток.

– Хорошо, обещаю.

– Все дело в моем отце.

– В твоем отце? Но он-то тут при чем?

– На днях я слышал, как он сказал, что Бен ушел из семьи по твоей вине. Так что я предпочту обойтись без твоих советов, как ты понимаешь, прости.

Он открыл дверь и вышел, прежде чем я смогла выдавить из себя хотя бы один звук. Даже Ромен был в шоке. Он нежно погладил меня по спине.

Какая же маленькая неблагодарная дрянь, этот Милан! Очень надеюсь, что Лу передаст ему свой герпес.

20 декабря 2009 года

Несколько раз я уже пыталась все отменить. Если уж так необходимо праздновать тридцатилетие, я бы хотела это сделать только с тобой.

Ты знал, что перспектива перейти этот рубеж вовсе не приводила меня в восторг. Для того, кто стремится все держать под контролем, в осознании того, что время течет сквозь пальцы помимо его воли, есть нечто тревожащее. Я предупредила тебя, что хотела бы провести этот вечер как самый обычный, так как не видела причин отмечать очередную веху своего старения.

Натали предложила мне поужинать с ней в ресторане. «Ты не можешь полностью проигнорировать день своего тридцатилетия». Я ответила, что как раз очень даже могу, но она задела мою чувствительную струну: ей просто необходимо было поговорить со мной, у нее тяжелейшее моральное состояние. Да и ты подтолкнул меня к этой встрече.

– Я вернусь рано, – пообещала я, поцеловав тебя. – Мне довольно будет и одного блюда, а десерт мы съедим вместе с тобой.

– Ладно, до скорого!

Ты растянулся на диване. Боже, как мне хотелось остаться с тобой!

Натали с сигаретой в руке ждала меня возле входа в ресторан.

– Сейчас докурю, и войдем.

Я поняла, что действительно что-то произошло, когда она зажгла уже третью сигарету. Она не говорила, а буквально тараторила, словно стремясь не оставлять мне возможности подумать.

Мы с ней проследовали через весь зал. На полпути я увидела тебя. Ты сидел в конце длинного стола с моими родителями, сестрой, братом, Голубкой, Жюли, Самирой, Жеромом, Себастьеном, Марком и еще одной женщиной. Я не сразу ее узнала, но она смотрела на меня с откровенным волнением. Оказывается, ты разыскал мою подругу детства – Кумбу.

Ты все организовал, убежденный, что я останусь довольна, несмотря на все мои протесты. Выходит, ты знал меня лучше, чем я сама.

Вечер прошел почти идеально. Непринужденная, дружеская атмосфера, много смеха, воспоминаний, картошка фри по-домашнему. Но чтобы праздник прошел совсем уж идеально, мне кое-кого не хватало.

Она появилась как раз перед тортом. Поезд ее опаздывал, и пришлось пересесть на такси, чтобы успеть хотя бы к финалу. Я бросилась в ее объятия. Нонна, дорогая моя! С тех пор как она переехала в Страсбург несколько недель назад, я места себе не находила.

Вернувшись за стол, я перехватила твой взгляд. Ты был счастлив, потому что счастливой была я.

Никогда столько не нервничаешь, как в ситуации, когда пытаешься изо всех сил не нервничать. Бен должен был прийти с минуты на минуту, и чем больше я старалась обуздать признаки волнения, тем меньше они этому поддавались. Последний разговор по телефону был настолько приятным, что надежда помимо моей воли полностью захватила мои мозги, вытеснив оттуда остатки разума. Ноги у меня дрожали, сердце трепетало, дыхания не хватало, в животе спазмы то ли от страха, то ли от возбуждения. Я переполнилась нетерпением, куда больше Жюля, который сегодня капризничал с самого утра. Мы сидели на бордюрчике, окаймлявшем пляж, напротив дома, и считали секунды, правда, из разных соображений.

– Как же папа обрадуется, когда тебя увидит! – сказала я.

– А я не обрадуюсь.

Он опустил голову и начал тихонько всхлипывать. Я схватила его на руки, моего малыша, и начала баюкать.

– В чем дело, дорогой? Почему ты загрустил?

– Я не хочу видеть папу. Никогда больсе. Я хочу всегда быть с тобой!

Сердце мое сжалось. С момента нашего приезда сюда Жюль лишь однажды обмочился в постели, из чего я сделала вывод, что ему стало гораздо лучше. Вначале он только радовался от переезда к моим родителям – новенькая спальня, три человека, всегда готовые поиграть с ним, чудесные дедушкины тортики, бабушкины объятия. Как и мне, ему понадобилось время, чтобы понять: такая обстановка может оказаться не временной, а постоянной, и вот тогда в полной мере проявилось чувство горечи. Началось нытье: «Я хочу домой», «Хочу, чтобы у меня были и папа, и мама», пришли ночные кошмары, вспышки гнева, беспричинные слезы. Я пробовала подбирать слова, которых не могла найти для самой себя. Трудно заставить примириться с ситуацией, возникшей против твоей воли.

Я училась в четвертом или пятом классе, когда развелись родители Кумбы, моей лучшей подруги. Однажды на перемене она достала из кармана их свадебную фотографию, разорванную на мелкие кусочки. Отец выбросил ее в мусорный бачок, а она вытащила ее оттуда всю, до последнего обрывка. Мы взяли клей «Клеопатра», сложили кусочки и наклеили их на лист бумаги, а потом она заплакала: «Как бы я хотела склеить и моих родителей тоже». Два дня спустя учительница сказала нам, что Кумба с мамой уехали, и в школу она больше не вернется. Мне никогда не забыть ее взгляда в тот день, когда мы склеивали фото. Тот же взгляд я видела теперь в глазах моего бедного малыша.

Когда он родился, мы были так счастливы после нескольких лет бесплодных попыток зачать ребенка, что решили сделать себе тату из наших трех инициалов. Бен с внутренней стороны бицепса, а я на бедре. Я спросила Бена, готов ли он, ведь это останется на всю жизнь. «На всю жизнь, как и наша семья», – ответил он.

Я крепко прижала к себе Жюля. Его маленькое тело сотрясалось от рыданий. Это был не тот плач, когда дети требуют мультфильма, не тот, когда они ревут от боли, упав на землю. Слезы исходили из самой глубины его существа, беззвучные, невидимые слезы, которые невозможно осушить никаким платком.

– Все будет хорошо, малыш, все будет хорошо. Мы навсегда останемся семьей, ты ведь знаешь. Папа тебя очень-очень любит, ты прекрасно проведешь с ним время.

И тут я почувствовала, как две маленькие руки вцепились в мое тело. В этот момент мне захотелось вернуть его к себе в живот и защитить от всего на свете.

– Привет, дружище!

Я не услышала, как подошел Бен. Он предстал перед нами с подарочным пакетом в руке и улыбкой на губах. Жюль сразу отпрянул от меня, заслышав голос отца. Красочный пакет оказался для него более притягательным, чем мои объятия. Мгновенно осушив слезы, он потянулся к отцу, который тут же взял его на руки.