– В общем, я понял, что должен ее задержать и поговорить! – тянул свое Штукенвассер. – Я увидел, что она пересекла зал и бросился за ней, но, пока пробирался через толпу танцующих, она уже скрылась в одном из залов. А когда я добрался до того места, то увидел, что она лежит на полу мертвая. Не спрашивайте, как я это понял, просто понял – и все. Такая ужасная поза, и нож торчит из груди!

– И вы никого не увидели рядом с ней?

– Никого, совершенно никого, и это было ужасно! Только что я видел эту женщину живой, говорил с ней и вдруг вижу ее мертвой! Бездыханной! Хотя… – Штукенвассер на мгновение задумался, опустив глаза, и вполголоса замурлыкал: – «Пускай я никогда не встречал в Африке рассвет…»

– Рассвет в Африке? – перебила его Надежда. – При чем тут рассвет в Африке?

– Ну… когда я вошел в зал, мне показалось, что мимо мелькнуло что-то очень яркое… как рассвет в тропиках. Или закат.

– Может быть, это было платье в тропических цветах? – проговорила Надежда Николаевна, вспомнив разговорчивую шатенку в убийственно ярком платье.

– Очень может быть… – неуверенно согласился Штукенвассер. – Понимаете, я заметил это только боковым зрением, потому что мой взгляд был прикован к той, мертвой, женщине. Я очень расстроился – все мои планы шли насмарку…

– А что случилось дальше?

– Дальше? Я наклонился над ней, чтобы проверить пульс, – я все же надеялся, что она только ранена. Но не успел к ней прикоснуться, потому что заметил лужу крови на полу, которая все увеличивалась. И до меня наконец дошло, что нужно уходить отсюда, да и вообще из ресторана. А тут… тут появился этот мужчина…

– Виктор… – вполголоса проговорила Надежда.

– Ну, вы понимаете… он на меня посмотрел с ужасом – наверняка подумал, что это я убил…

– И вы его ударили.

– Да, в этом я признаюсь… – вздохнул мужчина. – Ударил. А что мне оставалось? Я не хотел в тюрьму! Но я его ударил не так уж сильно, с ним не должно было случиться ничего серьезного!

– Да уж! Слушайте, вы в юности боксом не занимались? Потому что этот мужчина потерял сознание и до сих пор лежит в больнице. И память к нему еще не вполне вернулась.

Последнюю фразу Надежда Николаевна произнесла нарочно, чтобы Штукенвассер забеспокоился. Даже запаниковал. А то получается, что он вроде бы и ни при чем.

– Ох, как нехорошо… честное слово, я не хотел!

– Ваше счастье, что он остался жив! А то было бы на вашей совести еще одно убийство!

– Что значит – еще одно? Говорю же вам, ту женщину я не убивал! Вы мне не верите?

– Во что я верю или не верю, не имеет значения. Важно, во что поверит следователь.

На этой мажорной ноте Надежда сочла свою миссию выполненной и откланялась, пожелав господину Штукенвассеру приятного аппетита. Тот в ответ только скрипнул зубами. Надежда пожала плечами и направилась к выходу, но вернулась, чтобы отдать Штукенвассеру потертый кожаный футляр от лупы. Ей-то он ни к чему. Штукенвассер, не глядя на нее, схватил футляр и даже не поблагодарил. Нет, все-таки некоторые люди совершенно не умеют себя вести!

Надежда почувствовала, что устала так, будто разгрузила в одиночку вагон чугунных болванок, поэтому сразу поехала домой, где ее ждал кот, голодный и одинокий.

Бейсик и правда соскучился: наевшись, он устроился у нее на коленях и дал понять, что не слезет ни под каким видом. Надежда же надолго задумалась над рассказом Штукенвассера.

Ясно, что он не убивал Оксану Корюшкину. Во-первых, у этого типа, что называется, кишка тонка. Провороваться, упереть бесхозное имущество, слупить с лоха-клиента деньги за подделку – это он может. Сам говорит, что у него такой бизнес. А человека убить – никак. Да и зачем ему было убивать блондинку? Она ему живой была нужна. Это во-вторых.

Но тогда встает вопрос о той самой женщине в цветастом платье. Штукенвассер утверждает, что он видел ее мельком. Ошибиться он не мог – такое платье ни с каким другим не спутает даже мужчина. Получается, что это она убийца? А что? Прирезала несчастную блондинку, тут же выскочила из зала и, находясь поблизости, быстро нашла человека, на которого можно перевести стрелки.

Если бы этот идиот Витька не потащился за Оксаной, Галка не побежала бы за ним, и тогда тетка в цветастом платье сдала бы Штукенвассера. Так что зря он жалуется, ему еще повезло.

Вспомнив, как тетка визгливо орала, указывая пальцем на Галку, Надежда поежилась. Она ни за что не поверила бы в злой умысел с ее стороны, если бы не встретила эту заразу в Доме актера совершенно в ином обличье.

– Надо звонить бывшему, – вздохнула Надежда, – и вытащить из него все, что он знает об этой бабе. Верно, Бейсик?

Кот приоткрыл один глаз и завозился, устраиваясь поудобнее, так что за телефоном Надежда пошла, зажав кота под мышкой. Взглянув на часы, она поняла, что бывший уже наверняка вернулся с работы, и на всякий случай отстучала эсэмэску: «Надо поговорить. Это важно. Позвони, как сможешь».

Ответ пришел быстро: «Сейчас разговаривать не могу, давай свяжемся завтра».

– Ага, – протянула Надежда, – завтра, послезавтра, потом после дождичка в четверг… так не пойдет.

«Звони или я сама позвоню! – отстучала она. – Жду пять минут, не больше».

Через четыре минуты бывший позвонил:

– Чего тебе?

Ну, это в его духе – ни тебе «здрасте», ни «привет», ни «как дела», а сразу: «Чего надо?»

– Поговорить о твоей знакомой, – Надежда взяла быка за рога, – о той, которую мы в ресторане видели. У нее еще платье было в жутких цветах.

– Какого черта? – грозным шепотом спросил бывший.

– Надо! – рявкнула Надежда. – Ты меня знаешь, не просто так любопытствую! Чем скорее мы увидимся, тем лучше! Тебе на работу к какому времени?

– К десяти… – ляпнул бывший и тут же пожалел об этом, потому что Надежда бурно обрадовалась:

– Чудно! Значит, встречаемся в девять часов… у вас там кафе какое-нибудь рядом есть?

– Есть…

– Вот и позавтракаем! И не вздумай меня продинамить, на работу к тебе заявлюсь или домой вечером! Какой вариант лучше?

– Оба хуже… – вздохнул бывший, поняв, что с ураганом по имени Надежда ему не справиться.

А Надежда Николаевна приободрилась, почесала кота за ухом и достала из ящика стола тот самый веер, который вытащила из пасти деревянного Ибрагима.

Надежда раскрыла веер и осмотрела его с обеих сторон. На нем были нанесены какие-то непонятные узоры. Точнее, даже не узоры, а фрагменты узоров или надписей.

Складывалось такое впечатление, что кто-то разрезал страницу книги с текстом и рисунками на десяток узких полос и соединил их в другом, бессмысленном, порядке.

Надежда сложила веер и внимательно оглядела ручку, на которую было надето серебряное кольцо с делениями и цифрами. Цифр оказалось восемь, но они были расставлены в случайном порядке. Это устройство напомнило Надежде замок на чемодане, который открывается, только если выставить на нем верный шифр.