физическое или сексуальное насилие, произошедшие с ними в возрасте до 17 лет. Физическое насилие, в частности, совершенное матерью или отцом/ отчимом, встречается значительно чаще именно в группе потомков матерей, уязвимых для депрессии. Комбинированный анализ переменных показал, что уязвимость матерей и пренебрежение потомством/насилие в его адрес представляют собой наиболее распространенную модель причин возникновения расстройству их потомства. История депрессии матерей не оказывала прямого влияния на нарушения у потомства; ее последствия полностью опосредовались пренебрежением/насилием в отношении потомства».(Bifulco et al., 2002)

Миллс (Mills, 1997) и Кокс (Сох, 1988) фокусируются на физическом насилии, совершаемом депрессивными матерями, и сообщают, что почти половина матерей с низким уровнем дохода, живущих в Великобритании в условиях ограниченных ресурсов и постоянно находящихся дома с маленькими детьми, страдают от клинической депрессии. Миллс предполагает, что у женщин, матери которых либо переживали депрессию, либо отвергали их в детстве, могла произойти замена интернализированной фигуры идеализированной матерью. Их желание иметь собственного ребенка может отражать стремление удовлетворить свои внутренние объекты, вследствие чего «ребенок, которого они рождают на свет, не похож на идеального ребенка, которого они хотели бы предложить своим внутренним матерям в качестве подарка, а потому он часто отвергается ими» (Mills, 1997, р. 186).

Это отвержение может принимать форму физической агрессии по отношению к ребенку. Миллс описывает работу «Шанти», центра психотерапии исключительно для женщин, в котором такие депрессивные и жестокие матери могут пройти курс краткой психодинамической психотерапии. Она утверждает, что предлагая женщинам в качестве безопасного полностью женское окружение, они помогают им уйти от опыта бессилия и отчуждения, который пронизывает «фаллоцентрические дискурсы их повседневной жизни в мире, где они существуют без особого доступа к возможностям достичь экономической независимости, с ограниченными возможностями для творчества и очень небольшим опытом физической автономии без запугивания» (ibid., р. 18). Было установлено, что эта форма психотерапии позволяет сохранить положительные результаты в плане психологического благополучия женщин на протяжении следующих двух лет (Reader, 1993).

Очевидно, что существует множество факторов и мотивов, которые приводят к насилию со стороны женщин в отношении детей; некоторые из этих факторов происходят от мужского жестокого насилия в адрес детей, некоторые из них отражают особенно напряженные отношения между матерью и ребенком, а также ограниченные сферы влияния и контроля, доступные многим женщинам. Важнейшим фактором является связь между потребностями младенцев и детей и реактивацией для женщины ее собственного опыта насилия и пренебрежения, отраженная в чувствах женщины, приведенных Де Зулуета в начале этой главы:

Когда они оказываются матерями и вынуждены заботиться о зависящем от них ребенке, особенно когда есть вероятность, что они почувствуют себя уязвимыми, они отгораживаются от своих материнских чувств. Быть матерью для этих женщин означает быть вынужденными идентифицироваться со своими собственными пренебрегающими матерями, которые позволяли происходить насилию.

(Kennedy, 1997, р. II)

Женщины, у которых есть проблемы с употреблением алкоголя или наркотических веществ, могут начать применять физическое насилие в отношении своих детей или пренебрегать их потребностями в те периоды, когда они расторможены этими веществами и теряют контроль над своим поведением; другие могут использовать детей, чтобы выразить свои садистские импульсы или обеспечить себе чувство господства и контроля. Миллс утверждает, что женщинам, которым самим пришлось подвергнуться депривации в детстве, трудно установить четкие границы для своих детей, трудно сказать «нет» из-за своей глубокой идентификации с ребенком, которому отказывают в чем-то или которого чего-то лишают. Дети, которым никогда не устанавливали ограничений, могут становиться неуправляемыми и очень озорными, а матери, которые фактически отказались от роли взрослых, устанавливающих эти границы, возвращают власть только в тот момент, когда поведение их детей становится неуправляемым, — и делают они это путем насилия. У самих матерей нет внутреннего голоса их собственного интернализированного авторитета или способности сдерживать себя. Они чередуют самоотождествление с обездоленным ребенком и чрезмерное потакание ему с внезапной «сменой правил», выражающейся в применении суровых физических наказаний.

Как указывалось ранее, гнев может возникать в сочетании с эмоциональным и сексуальным насилием, жестокостью и пренебрежением. Для женщин, которые сами подвергались физическому насилию, их собственное насилие в отношении детей может отражать психологический процесс идентификации с агрессором, в котором мать проецирует на ребенка опыт того, как она страдала сама, будучи беспомощной жертвой. Она превращает свою пассивную роль жертвы в активную, в которой она как агрессор держит контроль в своих руках. Когда в семье присутствует склонный к насилию или оскорблениям партнер, риск для ребенка увеличивается в еще большей степени.

Утрата и физическое насилие

Следующий пример иллюстрирует, как физическое нападение на ребенка может быть отголоском более ранних переживаний его матери, выражающим ее потребность в помощи и невозможность совладать со своим гневом. В этом смысле нападение матери на своего ребенка отражает реактивацию ее собственных воспоминаний о насилии и усиление ее чувств беспомощности и жажды убийства по отношению к интернализованному образу ее собственной матери, которую она идеализировала. Рождение собственного ребенка разрушает эту идеализацию: «В воспоминаниях возвращаются эмоции, чувства и конкретные образы, многие из которых не согласуются с тем идиллическим и желаемым обращением, которое женщина нафантазировала себе как элемент защиты от разочарования и утраты объекта на протяжении всей жизни» (Mills, 1997, р. 178).

Клинический случай.

Мелисса: дистресс и изоляция у совершающей физическое насилие матери

Мелисса была направлена для оценки ее способности ухаживать за полуторагодовалым сыном Итаном в рамках разбирательства, инициированного службой опеки в связи с эпизодами совершенного ею в отношении сына физического насилия. Это направление было также связано с вопросом о ее способности заботиться о втором ребенке, так как на момент оценки она была на седьмом месяце беременности. Этот ребенок был не от Клиффорда, отца Итана, поскольку отношения с ним разрушились после вмешательства местных властей и заявления Мелиссы о его насилии по отношению к ней.

На свою первую встречу Мелисса