партнера, подобного тому, что когда-то выбрала для себя ее мать. Социальные работники в недостаточной степени признают, что женщинам, ставшим жертвами насилия в семье, часто бывает трудно покинуть текущую ситуацию и что у них очень мало уверенности в своих силах, — независимая жизнь представляет для них угрожающую перспективу, они предпринимают безуспешные попытки жить самостоятельно, но впоследствии убегают обратно в отношения, наполненные насилием.

Я поняла, что Мелисса наносила сыну повреждения, а затем приводила его в больницу, чтобы выразить степень своего страдания от насилия, которому она подвергалась, и свою беспомощность. Также в этом проявлялось, насколько трудно ей было воспринимать его как отдельное от нее и уязвимое существо и к тому же постоянно решать задачи по его защите. Важно также, что Мелисса рассматривала своего сына в какой-то мере как объект, на который можно излить свое отчаяние. Чувства Мелиссы уходили корнями в ее ранний опыт и активизировались ее наполненными жестокостью отношениями с партнером, в которых она чувствовала себя беспомощной и зависимой, а также переживанием самого материнства, которое слишком сильно пробуждало воспоминания о пережитых ею в детстве пренебрежении и депривации. Девушка выразила сожаление и раскаяние по поводу причиненных своему сыну травм, объясняя произошедшее как реакцию на крайнюю степень стресса. Тот факт, что она привезла Итана в больницу, показывал, что она осознавала необходимость оказания ему медицинской помощи и хотела, чтобы был засвидетельствован нанесенный ему ущерб. Ее поведение можно также осмыслить как неспособность обратиться за помощью, на которую она имела право, по причине отсутствия у нее уверенности в себе и продолжающегося насилия, а также как попытку привлечь внимание к своей ситуации через травмы своего сына. Произошедшее с Мелиссой и ее сыном имеет параллели со случаями матерей, которые показывают специалистам своих детей со сфабрикованными или искусственно вызванными заболеваниями, пытаясь таким образом привлечь к себе внимание. Это был ее способ донести до органов опеки, что в их доме сложилась ситуация, в которой ни она, ни ее ребенок не были в безопасности. Вместо того чтобы озвучить свою просьбу о помощи напрямую от своего имени, Мелисса принесла Итана в отделение неотложной медицинской помощи, заявив, что он был ранен его отцом, но позже призналась, что сама в отчаянии нанесла эту травму.

Ее сложности в общении с другими людьми отражали глубину ее чувства собственной неадекватности и опасения быть непонятой. Оказалось, что, лишь постепенно, в процессе проработки влияния ее собственного чувства покинутости и опыта насилия, с которыми она столкнулась в детстве, она может обрести уверенность, достаточную, чтобы выражать свое горе и чувство изолированности. Были некоторые обнадеживающие признаки того, что ей можно помочь развить ее родительские качества, — когда она чувствовала себя в безопасности и под защитой, например, в благоприятной обстановке отделения матери и ребенка, где она демонстрировала способность защищать Итана и заботиться о нем. Существовала реальная обеспокоенность по поводу того, сможет ли Мелисса выжить за пределами такого структурированного и полного родительской заботы окружения.

У Мелиссы были глубокие амбивалентные чувства по отношению к Итану, и на ее отношения с ним в значительной степени влияли отголоски ее собственного детского опыта отношений со своей матерью, представлявшей собой ненадежный объект, который не мог поддерживать безопасную среду. Это связано со степенью нарушенности ее привязанности, с ее собственным чувством лишенности материнского внимания и заботы, а также слабого понимания своих собственных психических состояний. Она осталась в значительной степени эмоционально зависимой от других людей и неспособной выносить сильные эмоциональные переживания, как свои собственные, так и чужие. Похоже, она не интернализировала контейнирующий и надежный материнский объект, который мог бы помочь справляться с ее чувствами ярости и подавленности. Эти трудности вновь возрождались к жизни и усугублялись в тех ситуациях, когда она сталкивалась с материальными сложностями, оказывалась без поддержки с беспомощным и требовательным ребенком на руках. Она была испуганной молодой женщиной, чей собственный опыт переживания жестокости глубоко повлиял на ее способность заботиться о ее первом сыне. Ситуация Мелиссы подпадает под описание физического насилия, которое было представлено в начале данной главы. Де Зулуета пишет о детях-жертвах насилия, которые сами становятся родителями:

Они хотят быть действительно хорошими родителями. Но их детским ужасам и мучениям не было позволено исчезнуть. Казалось бы, уже забытый опыт жестокости или безразличия со стороны их родителей был интернализован в форме ментальных репрезентаций, которые будут устойчиво влиять на их восприятие, мышление и поведение, хотя и на бессознательном уровне. Зачастую именно среди криков и слез их собственных детей эти травматические переживания вновь оживают, даже если они продолжают оставаться неосознаваемыми.

(De Zulueta, 1993, р. 4)

Общие рассуждения, вытекающие из приведенного выше в качестве иллюстрации клинического случая, включают соображения об идентификации Мелиссы с агрессором как о способе психической защиты от подавляющего чувства уязвимости, воспоминаний о насилии в детстве и о том, как она превратилась из ребенка, внесенного в Реестр несовершеннолетних лиц, находящихся в ситуации вероятной угрозы, в молодую мать, которая сама уже подвергала риску своего сына. Символическое значение «заботы» социальных служб для Мелиссы, которая не получала адекватной защиты в своем детстве, также оказалось значимым фактором в развитии ситуации, поскольку она чувствовала, что социальные работники преследуют ее и заранее убеждены в том, что она покажет себя с худшей стороны в тех мероприятиях по оценке ее способностей, которые они проводили. Возможно, она чувствовала зависть к Итану, получавшему заботу, в отличие от нее самой, чьими потребностями в детстве пренебрегали. К тому же информация о происхождении Мелиссы, которая была доступна отделу социальных служб, послужила основанием для помещения ее в категорию женщин, которые могут представлять угрозу для своих собственных детей, что и было сделано на основе материнского пренебрежения ею в детстве и истории сексуального и физического насилия над ней. В этом контексте и специалистам, и родителям оказывается трудно подойти к проблемам защиты детей с полной объективной ответственностью, и они неизбежно занимают полярные по отношению друг к другу точки зрения.

Своим насилием Мелисса сложила с себя свои материнские полномочия и переадресовала их местным властям, возможно, бессознательно потребовав таким образом, чтобы ее сын был защищен от жестокого насилия, которому она сама подверглась когда-то и с которым