– Вернусь через четверть часа, – сказал я. –Зря ты приезжаешь там рано.

– Пустяки, – ответил он благодушно. – Я встаюрано.

– Да нет, – пояснил я. – Думаю, что и техребят, которые уже оттоптали мне задники, достаточно.

Теперь уже он развел руками молча, но в глазах читалось:двойная перестраховка не повредит.

По улице, мешая движению, сурово и молча шли старики скрасными флагами в дряблых усталых руках. Лица всех были мрачными, бровинасуплены, по сторонам смотрели враждебно, уже зная по горькому опыту, чтосочувствия не дождутся.

Хрюка подошла к бровке, повиляла хвостиком, тут же кто-токрикнул нервно: «Уберите собаку!», и я сразу ощутил острую недоброжелательностьк коммунистам, ибо моя Хрюка – лучшая из собак, она даже не собака, а почтичеловек, только лучше...

Из магазина вышли подростки с оттопыренными карманами. Один,завидя старичье с флагами, радостно заорал:

– Долой коммуняк!

– Бей жидов! – добавил второй и пояснилпервому. – Все коммунисты – жиды. Недаром Гитлер их расстреливал...

Хрюка им тоже повиляла обрубком, я свистнул, она нехотяподбежала, в глазах был вопрос: чего надобно, старче?

– Домой, – сказал я. – Домой.

Пошли дворами, но перед глазами все еще двигались этискорбные мученики с суровыми лицами. Да, это в самом деле страшно – государствопобедившее пролетариат и крестьянство! Ужасно и мерзко, когда кухарка беретсяуправлять государством. Но в России все осталось только лозунгом, зато в другойстране это удалось воплотить на практике, еще как удалось!

В одной из английских колоний рабочие и крестьяне отказалисьплатить налоги, взбунтовались, изгнали английских эксплуататоров, а себяобъявили уже не англичанами, а американцами – по месту нахождения их колонии.

Конечно, налоги все же платить пришлось, тому же шерифу, которыйподдерживал порядок среди разбушевавшихся погонщиков скота, у нас красивоименуемых по-английски – ковбоями, что значит, коровьими мальчишками. Но этопонятные налоги, а не какие-то там университеты, обсерватории, школы, ведьизвестно, что все беды от грамоты.

Времена шли, пришлось и самим построить школы, дажеуниверситеты, но рабоче-крестьянская психология осталась, она пронизывала новоегосударство вдоль и поперек, и вся наука была подчинена узкопрактической цели:а что это даст моему огороду? А что даст это моему стаду коров?

Когда седовласые джентльмены... не правда ли, смешно,американцы – и джентльмены? – когда эти седовласые... гм... обсуждаютмеждународное положение и думают, куда послать свои войска, то руководствуютсятой же рабоче-крестьянской психологией. Ну, как наш слесарь, который видитссоры в доме интеллигента, и как добрый сосед всегда готов помочь: дать егобабе в рыло, раз он сам по своей интеллигентности не может, чтобы лучше борщварила, посоветовать как жить... Даже денег может дать до получки, как иштатовцы дают Европе. Правда, наш слесарь дает без процентов, неловконаживаться на чужих трудностях, но американский слесарь в госдепартаментепонимает, что нет выше радости, чем когда у соседа корова сдохнет! Как разудачный случай, чтобы и теленка забрать.

Машина стояла у самого подъезда, оттеснив шикарные иномарки.Их владельцы пугливо пробегали с крыльца по широкой дуге, стараясь держаться отэтой машины как можно дальше, заползали на сидения, а уползали тихо-тихо. Хотя,как чудится, в первые дни на Володю пробовали наезжать, чтобы не ставил машинутак близко, вроде бы забота о возможных «скорых помощах», на самом же делетолько они, хозяева жизни, могут...

Я помахал Володе:

– Все-все! Мы отгуляли. Сейчас отведу Хрюку и спущусь.

– Да вы не торопитесь, – ответил Володя сфамильярностью старого знакомого, – все равно там засиживаетесь до ночи...

Хрюка вызвала лифт с третьего удара лапой, кнопка туговата,я машинально двигался следом как за собакой-поводырем, а перед глазами были всете же лица стариков с красными знаменами, брезгливые лица прохожих, гоготмолодых.

Не стыдиться нужно, что строили коммунизм, а гордится. Ну неполучилось, переоценили свои силы, но пробовали же! Первые в мире, даже единственныерешились построить царство мира и справедливости на земле!

Да, другие не решились, а теперь злорадствуют: ага, а мы всеэто время пили-жрали в три пуза, баб всех и даже сколотожеством баловались,гомосеков уже за людев считаем, мы не тратили силы зазря...

Это же, как с любым человеком, который пробует бросить пить,курить или начинает качаться. Вокруг тут же друзья начинают: да ты чо, Коля, явот пью и ничо, ем в три горла и не шибко толстый... ну и пусть толстый, затони в чем себе не отказываю... Да какая гимнастика, мы ж не в пещерном веке,когда сила нужна, теперь и с кривой спиной жить можно, и живот пусть свисаетчерез ремень – кому какое дело?

И вот этот подвижник, который уже и сантиметры с пуза началсбрасывать, и мышц на груди поднаростил, и спину выпрямил... вдруг невыдерживает постоянного нашептывания со всех сторон... Ну, всяких там «ГолосовАмерики», «Свободной Европы» и массы других, бросает гантели... И видит какмного за это время его друзья, что жили проще, как много баб поимели, как многовина выжрали...а он отстал, стыдно другим в глаза смотреть, что вот тактужился, пока они гуляли во все...

А почему стыдиться? Ведь ты единственный, кто пытался статьлучше! Ну не получилось, опустился до уровня остальных. Но ты пытался, а они дажене пытались.

Володя придирчиво проверил, хорошо ли я надел ременьбезопасности, ибо по дрянной рассейской привычке я никогда не забрасывал этуштуку даже на плечо, опустил стекла, и машина бесшумно выползла на улицу.

Храм Христа Спасителя блистал как елочная игрушка. Яркое донелепости пятно на сером вообще-то пейзажике Москвы, празднично веселое,скоморошистое, чисто по-русски не знающее удержу в пропорциях, красках, формах.

Я поймал себя на том, что смотрю с удовольствием, хотявообще-то меня корчит от самого слова «Спаситель». Откуда взялся Спаситель,который меня спас непрошено? Как меня спасала Советская власть, тоже непрошено,от рая, а потом и от поджигателей войны?

Володя поглядывал искоса, помалкивал, даже старался дышатьчерез раз, чтобы не спугнуть важную государственную мысль, а я просто сидел излился, что полжизни меня заставляли голосовать за партию. Просто за партию,даже не называя ее по имени. Само собой разумелось, что другой партии нет ибыть не может. А человек мог быть только партийным или беспартийным.

Потому сегодня утром, когда с утра пораньше ведущаятелевизионная дура важным голосом спрашивала некого деятеля, верующий он илинет, то у нее даже не возникало сомнений, что можно быть либо неверующим, чтокрайне сомнительно для современного политика, либо верующим – естественно, вродную Коммунистическую... то бишь, родную православную церковь. Которая непризнает других, как родная Коммунистическая не признавала тоже, и если раньшеотцом народов был генсек, то теперь отцом является патриарх, который так изовет себя «Святейший патриарх Всея Руси». То есть, не спрашивая меня, хочу лия, чтобы он был моим патриархом, а просто назначил себя моим вождем – и все.