посередке, было плевать. И домам вдоль бульвара плевать. Несмело, из-за окон выглядывали схоронившиеся жители.

— Ссыкуны привет! — Токсик шутовски присел, — Спускайтесь сюда! Флэш-моб! Дойди до Крещатика в условиях зомби-апокалипсиса! Ну!

Смотрят на него. Не понимают его. Задал им загадку. Один против всех. Против мира. И не боится. Часть нового мира, вот он кто.

Теперь можно всё.

— А светофоры еще работают, — удивился Токсик, когда красный человечек сменился зеленым. И со скрежетом ведя ломом по кованой ограде скверика внутри бульвара, он зашагал в сторону Крещатика.

Глава 38

Не глас трубный в ушах, но громкое техно твоего пульса. Лида забралась вдоль наклонной бровки опорной стены наверх, в сонный тупик зеленого двора при хрущовке. За нею высился заросший деревьями склон с дверями погребов, мысом приближающийся к тупику и далее огибающий Дом Художников, что белой громадой в сплошных балконах торчал из низины под опорной стеной.

У края стены, отгороженная от пропасти металлической оградой, за дом вела тропа, перегороженная местами буреломом. Другая тропа, из потрескавшегося в жару суглинка, вилась, поднимаясь по ребру мыса под сенью вишен и груш.

Лида решила, что чем продираться завалами веток, лучше лезть наверх. К тому же она вспомнила, как уже была здесь давно, в начале своего воцерковления, когда паломников в Зверинецкие пещеры водили еще через ботсад, и вот ее в составе группы повели через дыру в ботсадовском заборе, и дыра как раз находилась где-то там наверху этой горы, что зовется Собачкой. С тех пор дыру, конечно, заделали, но вдруг есть новая?

Достигнув половины высоты горы, Лида остановилась передохнуть на небольшой пустой площадке под фруктовыми деревьями, где были следы от костров, валялись бревна и обугленные кирпичи. Слева вниз уходил глубокий яр, за кленами белел Дом Художников, Лида находилась вровень с его верхней третью.

— Лечууу! — и шлепком оборвался крик, невесть чей, Лида только и успела заметить, как с верхних этажей темной фигурой упало тело.

— Боже, — Лида полезла дальше к уступу, выше коего копийными темно-серыми секциями, по гребню холма шел забор ботанического сада. Тропа через уступ шла между густых зарослей похожей на крапиву яснотки, которая совсем не жалится, и на той яснотке сидела уйма маленьких жучков-листоедов, блестящих, с зеленоватыми спинками и продольными радужными линиями по ним. Лида присела и погладила мягкие, ворсистые листья. Ей снова надо было отдохнуть.

Встала, собрав все силы поднялась к забору. Позади прутьев виднелась какая-то будка, потом перекресток аллей.

Вдоль ограды, прижимаемая кустами, орехами да вишнями шла тропа. Сбиваясь с ног, Лида двинулась по ней в поисках прорехи или вообще надеясь, что куда-то да выйдет.

— Ну нет! — по ту сторону зашагал Канарин, — Сгинь! Мертвячка, пошла вон!

Лида остановилась и взялась руками за прутья:

— Я не мертвячка!

— Врешь! — брызнул он слюной.

Она двинулась дальше, Канарин же подобрал увесистый, голый сук, остро обломанный на тонком конце, и подскочив к забору, ткнул между стальными прутьями. Лида хотела схватиться за сук и потащить на себя, но Канарин проворно отнял его обратно и сторожко шел вровень с Лидой.

Над забором, со стороны ботсада, нависали высоченные акации с диковинно большими стручками, они высохли с прошлого года и тарахтели внутри семенами. Несколько раз Канарин снова делал попытки ранить Лиду, восклицая каждый раз:

— На кол!

От тропки отделилась вниз с горы, через одичавший сад, столь же одичавшая грунтовая дорожка, и после этого места в заборе, среди десятка поперечных либо наискось приваренных для починки болванок, была дырка вместо выпиленного прута.

За нею, на зеленом фоне высоких, хоть и привявших по жаре, запыленных топинамбуров, с дрыном наперевес танцевал Канарин, держа свое оружие наготове.

— Сгинь! Уйди! — талдычил он.

— А еще художник, интеллигентный человек, — укорила его Лида, держась от дырки подальше.

— Ничего не знаю! Сгинь!

Новый голос раздался:

— Чмырь, ты нам дашь пройти?

— Что? — Канарин обернулся.

В коридорчике между топинамбурами стоял здоровенный лоб в клетчатой тенниске, а рядом с ним на толстом черном поводке ронял слюни из открытой пасти кремовый алабай. Казалось, если он побежит, то хозяин полетит за ним, яко лист кленовый на ветру.

Канарин огрызнулся скорее машинально:

— Я вам не мешаю!

— Каро, видишь палочку? Где палочка?

Каро сделал два шага, вежливо забрал у Канарина дрын, лег, положил бревнышко между лапами и перекусил пополам.

— Она зомби! — Канарин указал на Лиду.

— Ты какой-то намаханный, как я погляжу, — сказал хозяин алабая, потянув за поводок. Каро встал.

— Вы не понимаете! В городе началось восстание зомби! Пока вы тут с собакой гуляете!

— Так, чмырь, отошел от забора. Девушка, он вас сюда не пускает?

— Да, — ответила Лида.

— Считаю до трех!

Со стороны забора, где была Лида, на тропу по дорожке снизу, судорожно корчась и гундя, стали выходить мертвецы — недавние горожане, перемазанные кровью, покусанные, с ранами. Курьер с рюкзаком. Женщина в джинсах и красной футболке. Другая, без уха и с палочкой в левом глазе. За ними еще, еще. Некоторые двинулись в сторону Лиды, иные же приникли к секции напротив дорожки и стали протягивать руки между прутьями, издавая сиплые хрипы.

Лида заскочила в ботсад через дыру. Канарин припустил налево, мимо разнообразных кормовых культур. Вились тут и кабачки, и баклажаны, но до урожая оставалось далеко!

— Там и правда зомби! — Лида подбежала к человеку с алабаем.

— Я вижу. Как я домой теперь вернусь? — он чуть не заплакал.

Зомби толкались у дыры в заборе. Один уже заносил ногу и перелезал сюда.

Глава 39

А они шли и шли по бетонному желобу Лыбеди, видя над собой небо синее да слева маячили огромные коробы бывшей промзоны. Что было рядом по берегам, бог весть — росли деревья с кустами и всё заслоняли.

Паша несколько раз предлагал, чтобы кто-нибудь вылез наверх травяным берегом и двигался параллельно желобу по тропе между Лыбедью и железной дорогой. От реки виднелась сетчатая ограда, предшествующая рельсам.

Впереди, приближались высотки Саперной горы, перед ними мостики, толстые трубы через Лыбедь, массивный мост Демиевского путепровода. Промзона сменилась наползающими, приземлившимися космическими крейсерами ТРЦ с многоуровневыми паркингами.

— Скоро доберемся до устья Совки, — сказала Веста, — Вот там уж точно надо будет выглянуть и осмотреться.

Иван в своих шлепанцах споткнулся о растущий из стыка бетонных плит пучок травы и, матерясь, едва не упал.

— Осторожнее, — Паша сам старательно обошел островок травы на намытой грязи.

Бетонная дорога на другому берегу желоба, на стороне ТРЦ, была шире, зато